— Мшанки! — сказал он, рассматривая через лупу стенку скалы.
— Да, мшанки, — подтвердила Милованова.
Хамзин шел позади всех молчаливой тенью, внимательно наблюдая за академиком.
— Кораллы! — восклицал Губкин. — Фораминиферы! О, да тут и криноидеи есть!
Осмотр Девичьей горы закончился, когда косые лучи заходящего солнца лизнули ее вершину.
— Вы, товарищи, слишком робки в своих исканиях и мечтах, — сказал Губкин осуждающе.
После ужина он пригласил к себе Ага Мамеда. Выслушав его долгий и страстный доклад, пересыпанный восклицаниями и поговорками, Иван Михайлович сказал:
— Когда ты жалуешься, что тебе трудно, и сердишься на начальников, на дороги, на реки — это я могу понять. Но с одним я никак не могу согласиться — почему ты так неуважительно отзываешься о деревенских парнях, пришедших к тебе работать? Конечно, они новички в бурении, еще не умеют ладить с машинами. Но я категорически возражаю против того, чтобы заменить их бакинскими нефтяниками. Перед империалистической войной на Кавказе я сам был свидетелем того, как Нобель и другие нефтяные короли держали в узде твой родной азербайджанский народ. Они с пренебрежением относились к настоящему хозяину нефти. И ты сам видел, как гордый и мужественный азербайджанский народ выгнал чужеземцев и, смотри, как поднял Баку! И у башкир со временем будут свои нефтяники. Подготовка национальных кадров — это наш долг, батенька. На это нужно смотреть с государственной точки зрения.
Несмотря на то, что все дружелюбно относились к приезжему, Шаймурат не доверял ему. Поэтому поздно вечером старик отправился в лабораторию, где расположился на ночь академик.
— Чего тебе, старина? — спросил Губкин.
— Мое место здесь, — ответил Шаймурат.
— А ты умеешь молчать?
Шаймурат утвердительно кивнул головой и подумал про себя: «Нельзя спускать с него глаз. Странный человек».
Иван Михайлович вскоре позабыл о старике.
Какой вывод можно сделать из того, что он увидел здесь? Четвертая буровая порадовала его. Конечно, надо продолжать бурить. Скоро ее можно будет опробовать. Обстоятельства требуют немедленного и категорического вмешательства: необходимо продолжать бурение остальных трех скважин. Об этом уже послана телеграмма Орджоникидзе. Он, кажется, еще не ушел в отпуск. Нарком поддержит.
Однако все это только начало великого открытия. Пора подумать о создании местного башкирского треста. Это он записал в своем блокноте.
От волнения Губкин не мог усидеть на месте. Как будто приближается финал. Сколько было речей и статей об Урало-Волжской нефтяной области, сколько споров и огорчений! «Да, не легко далась ты, башкирская нефть. Выстрадали мы тебя».
От стенки до стенки шесть шагов. Губкин резко поворачивается, проходит мимо удивленного Шаймурата, не видя его, бормочет:
— Кто кричал, что нецелесообразно бурить на «пустых» структурах, что башкирская нефть «мертва»? Кто требовал заняться испытанным Кавказом и покинуть Урал?
Губкин вспомнил конференцию нефтяников в январе 1932 года, на которой его упрекали в авантюризме.