Людмила Михайловна приятно удивила его, если не сказать больше. Принимая от нее вечером дела, он чувствовал себя неловко, словно был виноват перед ней. Ведь если б не он, Милованова по-прежнему бы работала на своем месте.
Она понимала, что рано или поздно кто-нибудь приедет ее сменить. Однако Людмила Михайловна не предполагала, что это произойдет так скоро и внезапно. Сначала она подумала, что Белова затребовал Великорецкий, недовольный ею. Но Казимир Павлович — она это хорошо видела — и сам был удивлен приездом нового главного геолога. И тогда единственным виновником всех бед Людмила Михайловна стала считать Белова.
Сдавая ему дела, она изо всех сил старалась скрыть обиду и пыталась казаться спокойной, но это ей плохо удавалось. Верхняя губа чуть дрожала, глаза сердито блестели. «До чего хороша, когда сердится!» — невольно восхитился Белов и преувеличенно строго нахмурился, чтобы она не догадалась, что он любуется ею.
По своей привычке Белов мысленно поставил себя на ее место, чтобы лучше понять, что творится в ее душе. Что стал бы делать он, Артем Белов, если б приехал человек на его место? Конечно же, он преспокойно остался бы в экспедиции и постарался работать так, чтобы и его преемник и все вокруг поняли, какого они дали маху, забраковав его. Да, именно так он бы и сделал… Но как поступит Милованова? Не укатит ли она из экспедиции сразу же после того, как подпишет приемо-сдаточный акт?
Белов испытующе заглянул в ее сердитые глаза и решил: «Укатит».
— Вот «Экономические очерки», — сухо сказала Милованова, протягивая ему папку.
Белов перелистал бумаги. Что-то скуповато, совсем тощая папка. Мало занимались экономикой района. Если придется бурить, надо будет решать уйму проблем: тут и дороги, и строительный материал, и рабочая сила, и снабжение водой и хлебом…
Он вдруг поймал себя на мысли, что ему не хочется, чтобы Милованова уезжала. Для того чтобы думать так, всяких уважительных причин у него было хоть отбавляй. Милованова проработала здесь два месяца, хорошо изучила местность, знает все выходы битума и асфальтита. И потом: экспедиции вообще нужен геолог, и почему бы этим геологом не быть Людмиле Михайловне? Была и еще одна причина, не имеющая к геологии уже никакого отношения, но о ней Белов старался не думать.
Милованова передала ему еще одну папку с надписью: «Структурные карты». Просматривая карты, Белов сказал:
— Я вижу, вы все внимание уделяли плато. А где же рабочая гипотеза перспективной разведки?
Людмила Михайловна промолчала, только мельком взглянула на Белова. «Какие некрасивые, оттопыренные уши! Наверно, мать часто в детстве драла».
Он перехватил ее косой, недружелюбный взгляд и вдруг рассердился на все и вся: на себя — за свои негеологические мысли; на Милованову — за то, что она дуется на него, как школьница, вместо того чтобы сообща с ним думать, как лучше взяться за поиски нефти, на Шаймурата, некстати заглянувшего в палатку, — за то, что вредный старик поспешно задернул полог и многозначительно кашлянул, увидев их вдвоем.
Белов не привык долго ходить вокруг да около и играть в молчанку.
— Слушайте, — зло спросил он, — какого лешего вы на меня дуетесь? Разве я виноват, что меня послали на ваше место?
— Нет, такого-сякого лешего, не виноваты, — не сразу и как бы даже жалея, что он не виноват, ответила Милованова.
— Я ведь даже не знал, что вы существуете!
— Но теперь вы знаете? — насмешливо спросила Людмила Михайловна.
— Теперь знаю… — пробормотал он, недоумевая, к чему она это говорит. Уж не для того ли, чтобы он уехал отсюда, раз такая писаная красавица исполняет тут обязанности главного геолога и вместе с начальником заваливает работу экспедиции? Нет уж, дудки! Белов чувствовал, что он здесь нужен. Да и в конце концов уральская нефть для страны важнее, чем всякие там натянутые отношения между новыми и старыми геологами…
Милованова вернула его на землю:
— «Палеографические описания».