От нечего делать я читал. Вскоре подошло время обеда. Всё прошло так же, как и вчера, ничего интересного. Ужин и отбой по той же схеме, но с одним исключением. Помощнику начальника караула, который проводил отбой, не понравилось, как «отбивалась» общая камера номер два. И он решил их немного потренировать.
— Камерааа, — протянул он слово, а потом резко оборвал его вторым: — отбой!
Двенадцать человек сломя голову бросились в камеру, последний громко хлопнул дверью.
— Пятьдесят пять секунд. Плохо! — констатировал помначкара. — Стройсь!
Все снова выбежали обратно и выстроились вдоль стены.
— Камерааатбой!
И опять толпа арестованных, пихаясь и мешая друг другу, помчалась вперёд.
— Пятьдесят секунд. Уже лучше.
— Камера, отбой!
— Сорок семь секунд. Ну, и ещё разок, для закрепления успеха. Если вы сейчас уложитесь меньше, чем за сорок пять секунд, то больше тренироваться не будем. А если не уложитесь, то у меня времени много. Я спать не хочу.
— Камера, отбой!
Толкая друг друга в спину и лишь чудом не падая, все двенадцать человек вновь хлынули в камеру. Последний буквально на лету захлопнул за собою дверь. Кто-то из них упал, но уже в камере.
— Сорок три секунды. Вот умеете же, когда захотите. Всё, отбой.
После команды я отлип от окошка в двери и лёг на топчан. Хорошо в одиночке, хоть выспаться можно по-человечески.
Третьи сутки прошли точно так же, как и вторые. Утром следующего дня за мной приехал старшина.
— Ну, что, Бинго, как тебе гауптвахта?
— Ничего, жить можно.
— Ну да, если ты в Африке выжил, то тут и подавно. А о тебе все хорошо отзываются. Говорят, всё знаешь, всё умеешь, всё выполняешь… Ты действительно так быстро учишься?
Я пожал плечами, на риторический вопрос отвечать не обязательно.
— Ладно, забираю пока тебя, а Гану ещё недельку тут побудет.