Мамба в СССР. Черный курсант

22
18
20
22
24
26
28
30

— Раз, два, три!

— Никак нет! — слитно выдохнули арестованные.

— В камеру!

Подхватив свои пожитки, арестанты метнулись в общую камеру и принялись там быстро одеваться. Получив разрешение, застелили койки, для начала помчавшись в ту камеру, где хранились постельные принадлежности. Там же лежали и топчаны в виде деревянных нар. Схватив сначала одно, а по второму разу другое, они занесли всё к себе и приготовились к отбою.

Убедившись, что всё нормально, начкар ушёл.

— Отбой! — громогласно гаркнул выводной.

— Спасибо, родной, — дружно ответили общие камеры.

Щёлкнули выключатели, выводные проверили ещё раз все камеры, и ушли. Оставшийся один часовой стал мерно прохаживаться по коридору, временами заглядывая в окошки камер. Тусклый свет одинокой лампочки Ильича мне не мешал. Я закрыл глаза и заснул.

Глава 14 С гауптвахты

С утра прозвучала очередная команда «Подъём!», и вся гауптвахта ожила. Захлопали открываемые двери, загрохотали дробным эхом сапоги надзирателей, застонали проснувшиеся арестованные. Проснулся и я. На подъеме всё происходило в обратном порядке, и первыми проверили тех, кто находился в общих камерах, и уже потом остальных, прозябающих в одиночестве.

Дверь в мою камеру распахнулась, и разводящий скомандовал, чтобы я вынес матрас. После этого арестантов повели умываться, дали завтрак. Позавтракали, а потом… Потом сидельцев общих камер поделили на две части: несколько человек под руководством выводного убирали внутреннюю территорию гауптвахты, а для остальных началась строевая подготовка. Меня же просто вывели в закрытый дворик на прогулку.

Чувствуя себя довольно вольготно, я под охраной другого выводного прогуливался в небольшом, полностью закрытом сеткой дворе и смотрел, как в соседнем загоне маршируют рядовые арестованные. Их построили в шеренгу и заставили ходить по кругу, высоко поднимая ноги.

Недовольное лицо Гану выделялось среди марширующих как чёрная головешка на снегу. Хотелось крикнуть ему приветствие, но недоброжелательный взгляд выводного сдержал страстные порывы моей души. Ну и ладно, не захотел по-хорошему, пусть познаёт азы дисциплины по-советски.

Впрочем, определённые поблажки на губе я получил исключительно благодаря сигаретам «Кэмел». Эти послабления, конечно, никто не афишировал, но они всё равно чувствовались.

Со стороны дворика было прекрасно видно, как Гану пытается тянуть носок, напуганный суровостью выводного. А тот, не стесняясь, орал во всю глотку, обещая за непослушание продление ареста. Получалось у Гану плохо, а услышав о себе парочку нелицеприятных замечаний типа:

— Держи строй, Буратино горелый! — он сбивался ещё больше.

Ну да, методы здесь суровые, миндальничать не принято! Пусть учится. Ученье — белый свет, а не ученье — негритянская тьма.

В это время внезапно засуетился выводной, ещё строже придираясь к арестантам. Тот, который выгуливал меня, тоже взглянул в сторону запасного выхода с гауптвахты и также засуетился.

— Масенко!

— Что, Масенко? — не понял я.