Асмер молчал.
– И каким образом ты хотел раскрыть его? Плутая по лесам? – он наклонился ближе. – Не волнуйся, я лишь дал тебе возможность исповедоваться в последний раз. Меня не волнует, что ты делал за стеной. Мертвец все-равно ничего никому не расскажет.
Асмер молчал. Он не верил, что это его конец.
Неужели весь этот путь, все эти смерти зря?
Где-то внутри будто бы еще тлела надежда на спасение, грея своим тусклым огоньком веру в счастливый конец.
– Развлекайся, – сказал церковник, поднимаясь. – Быть может мы еще увидимся.
Когда он вышел, Асмер лихорадочно принялся искать что-то, что могло бы помочь ему, что помогло бы разрезать веревки на руках. Справа от него стоял стол, на котором покоились принесенные доктором инструменты, но дотянуться до них связанными за спиной руками было невозможно. Стул тоже не двигался ни на миллиметр. Так что через несколько минут попыток, он сдался и стал просто ждать. Ждать чуда.
– А вооооот и я. Ты ждал меня, дружок? – дверь распахнулась, и из-за стены показалась улыбающаяся физиономия человека в белом халате. Он снял медицинскую маску, и Асмер понял, почему он ее носил. Таких лиц Асмеру еще не приходилось видеть. Вся нижняя его часть, от подбородка до носа была словно ободрана, словно кто-то содрал с нее кожу. Асмер видел голые мышцы, сухожилия и связки. А еще раскрытый в безумной улыбке рот с кривыми желтыми зубами.
Пританцовывая, врач на цыпочках, словно балерина, подбежал к столу с инструментами. Закрыв глаза правой рукой, левой начал водить над ящиком, приговаривая:
Раз ноготок
Два ноготок
Ножичком в глазик
Шилочком в бок
Раз ноготок
Два ноготок
Не скоро ты станешь
Трупом, дружок.
На слове дружок, он схватил длинную иглу, и радостно рассмеялся, облизывая ее изуродованным языком, а затем, все также подпрыгивая на носочках, подбежал к Асмеру, а затем зашептал:
– Не волнуйся. На ближайшие полчаса ты только мой. Никто нам не помешает. Надеюсь, с тобой будет весело. АХХАХАХАХАХ. Можешь звать меня док… просто док. Очень приятно.
Асмер почувствовал, как что-то влажное, но очень бугристое и шершавое, как наждачная бумага, коснулось его щеки. Безумец отпрянул от него с высунутым языком с очень расстроенным видом.
ebooksa