Ничего не было понятно Халиме-апе. Она и так уже десять лет ждет, и опять ждать?
Словно в поисках поддержки она огляделась по сторонам.
— Мы успели, Халима-апа, теперь не торопитесь, — успокоил ее Джума. — Отдохните немного, сейчас вас вызовут.
— Мы-то успели, чего только не натерпелись, чтоб успеть, а ей и дела нет…
— Ничего не поделаешь, раз сказали ждать, надо ждать…
— А я не хочу, почему эта девчонка заставляет меня ждать?.. Я согласна до завтра, до послезавтра ждать, только не из-за этой девчонки, а из-за Ахмедьяра.
Дежурная только улыбнулась. Как ни хорохорилась Халима-апа, пришлось ей подчиниться порядкам. На телеграфе стоял гул, и вдруг все стихло. Радио донесло: Медунцов! Львов — третья кабина… Медунцов! Львов — третья кабина… Оразова! Керки — сорок шестая кабина… Оразова! Керки — сорок шестая…
Каждый раз, когда называли очередную фамилию, Халима-апа смотрела с завистью. Ей все казалось, что сейчас кто-нибудь возьмет да и уступит ей очередь: «Иди, тетушка, поговори за меня». Но телеграф не автобус, свой разговор не уступишь.
И вдруг назвали ее имя.
— Омарова! Джезказган — тридцатая кабина!.. Омарова! Джезказган — тридцатая…
Халима-апа и стояла около тридцатой кабины, но, ничего вокруг не видя, заметалась по залу. Джума, улыбаясь, открыл дверь кабины.
— Теперь не спешите и разговаривайте, — сказал он, закрывая дверь снаружи.
Халима-апа сжала трубку, словно пожала теплую руку мужа и, не поднеся ее к уху, начала кричать:
— Алле, алле, Ахмедьяр!..
— Не торопитесь, сейчас соединю, — раздался в трубке голос дежурной.
— Деточка, да соединяй же побыстрее, что ты мучаешь… Навсегда соедини, — кричала Халима-апа дрожащим голосом. Ее уже соединили с Джезказганом, а она все продолжала кричать:
— Алле, алле… И наконец…
— Ой, как сердце бьется, ничего не слышу, что делать? — крикнула она и позвала Джуму, стоявшего около кабины.
И вдруг в трубке раздался голос.
— Ахмед, Ахмедьяр! Это ты? — закричала Халима-апа.