Мост

Ее голос был слышен во всем зале, и Джума, застеснявшись, отошел в сторону. А Халима-апа все кричала в трубку:

— Да, Ахмедьяр, это твоя жена Халима… Халима, говорю… жена твоя… Зохра-джан тоже привет передавала… Сама хотела прийти, да боится, что заплачет, как голос твой услышит… Что? Слушаю, Ахмед… Что?

Хоть Джума стоял в отдалении, но какие-то слова долетали до него. Вдруг лицо Халимы-апа помрачнело и сразу постарело. Джума вскочил. «Кажется, что-то нехорошее случилось», — подумал он. Лицо женщины покрылось потом, трубка выпала из рук, и она, пошатываясь, вышла из кабины.

Подбежавший Джума еле успел подхватить ее и усадить на стоявшую рядом скамейку. Потом побежал в кабину, услышал: «Алло! Алло! Халима!» Он молча послушал, потом не выдержал:

— Тьфу, сволочь! — и повесил трубку. — Еще мужчиной называет себя, подлец!

Когда Джума вышел из кабины, Халимы-апа на скамейке не было. Уйдя с телеграфа, она словно ребенок, только-только начинающий ходить, побрела неверными шагами по огромной улице. Не замечая никого и ничего вокруг, Джума побежал за ней. Резко завизжали тормоза… Джума из последних сил оттолкнул Халиму-апа…

С воем приехала «Скорая помощь», Джуму положили на носилки и увезли.

— И что ты бродишь по дороге? Куда спешила? Не могла по переходу перейти?..

Услышав эти упреки, Халима-апа, сидевшая на тротуаре, обхватив голову руками, спросила:

— Скажите, что случилось?

— Что случилось, спрашивает! Да если бы не тот парень, лежать бы тебе сейчас в морге. Чуть детей сиротами не оставила!

Когда Халима-апа приехала в больницу, она поняла, что Джуме очень плохо. Всю ночь она пробегала около корпуса, где лежал Джума. Что делать? К кому обратиться? Город жил своей жизнью. И всем безразлично, что жизнь молодого парня висит на волоске, а одинокая женщина не знает, куда себя деть.

Бывает, захочется с человеком поспорить, ищешь его, ищешь, а все без толку. Ты уже отчаялся, а он вдруг тебе навстречу идет. Во всем один ты виноват, встреться ты мне сейчас, своими руками твои седые патлы пучками бы вырвала. Все лицо исцарапала бы, и то бы не успокоилась, — так Халима всю ночь проклинала Шаммы, а днем, собравшись обратно в Караджар, натолкнулась на его машину. Она с полным кузовом стояла у тротуара. Халима ее из тысячи узнает: сколько раз своим автокраном разгружала ее, сколько раз загружала. Она уселась в кабину, и Шаммы не заставил себя долго ждать: вышел из магазина с сеткой, в которой лежали сигареты, продукты и две бутылки водки. Ничего не подозревая, он подошел и открыл кабину, тут-то Халима и схватила его за шиворот:

— Добился своего, алкаш несчастный! Сейчас я тебя здесь задушу!

Шаммы испугался не ее рук, а налитых кровью глаз. Он не в силах был высвободиться, не в силах выговорить хоть слово.

— Что, язык проглотил, скотина? — закричала Халима-апа и тряхнула его. — Из-за тебя чуть человек не погиб!

Ничего не понимающий Шаммы наконец собрался с духом:

— Ну-ка, убери руки, женщина! — зло сказал он. — Шаммы не из тех мужчин, которые дерутся с бабами. Всему есть предел! Что за преступление я совершил?

— На таких, как ты, я и слов тратить не хочу. Если едешь в Караджар, езжай быстрее, — сказала Халима-апа, отпуская его.

Машина с тяжелым грузом отправилась в путь. Они оба долго молчали. Наконец, закурив третью сигарету, Шаммы сказал: