Батрацкая юрта встретила, как прежде, застоявшимся сумраком, запахом дыма. Не было лишь прежнего гомона, разноголосого кашля и вздохов, детского смеха и старческих причитаний.
— Ты что же, одна здесь?
— Одна… сторожу! Остальных князь Федор выгнал. Целее усадьба будет, сказал.
— Вот как. А скот?
— Пасут… доят… На тех же лугах. А молоко, масло — к князю. Ну, чем кормить тебя? Может, суп сготовить?
— Налей холодного чаю. Больше мне ничего не нужно.
— Нет… не годится… Вот тебе хлеб и чай, а суп я все же поставлю…
Аныс принялась хлопотать у камелька. Нюргуна глотнула чай и невольно выглянула в подслеповатое оконце. В него ничего не было видно, кроме пустой громады дома. Всегда застил свет хамначитам этот дом.
— Где ж ты была, Кыыс-Хотун?
— Я тебе главное, Аныс, скажу, остальное потом. Я мать нашла.
— Оо… Значит, ты ее искать отправилась тогда?
— Нет, не искала, а вот нашла. Я остаться у ней не могла. Батрачит она у плохого человека. Нельзя у ней оставаться. Я хочу, чтоб она сюда вернулась.
Аныс вздохнула.
— Где ж она жить будет? Чем?
Нюргуна резко отодвинула чашку.
— Что случилось тут? Почему всем завладел князь?
— Ну, а как же?
Аныс вытерла руки подолом, присела рядом:
— Кто бы еще взял? Не я ж, не Ланкы с Варварой, не Мики. Как госпожа… Да тебе ведомо ли, что госпожа?…
— Знаю. На последнем ночлеге услыхала. Я ведь в Якутск ехала. Услышала — сразу решила: в Кыталыктах! Все равно по пути… Но ты рассказывай! Я так все знать хочу, будто всегда здесь была. Понимаешь? Почему повесилась Каменная Женщина? Как считают у вас?