Три года октября

Про финансовую подоплеку разводных перипетий Краснова я не знал. Но теперь, слушая Безбородова, я все больше убеждался в его правоте. Похоже, в Старых Вязах назревало очередное расследование преступления.

– Мне изначально показался подозрительным тот факт, что Краснов скончался в тот самый момент, когда рядом была его бывшая. Также подозрения усилили решения дамочки вызвать частную компанию для перевозки тела и выбор морга. Может показаться, что выбор пал на больницу, где непосредственно работал покойный, но зачем были нужны лишние траты? В городе, где жил Краснов, тоже есть больница с патологоанатомическим отделением, и находится она в десяти минутах езды от его квартиры. Зачем, спрашивается, тратить лишнее время и деньги на перевозку именно к нам?

– Вы мне скажите, Александр Викторович, – пыхтя, произнес Лихман, продолжая вскрывать грудную клетку.

– Потому что, вдовушка посчитала меня слишком старым и некомпетентным человеком, склонным к алкогольной привязанности. Старик, коим она меня представляет, не обратит внимания на след от укола, а просто проведет формальный осмотр и сделает заключение в пользу банальной болезни сердца.

– Но-но, зачем же вы так критично к себе относитесь?

– Так это не я, а – она! – возмущенно воскликнул Безбородов. – А столь пренебрежительное отношение к себе, я никому и никогда не прощаю!

Вскрытие продлилось почти три часа. Из тела были извлечены внутренние органы и помещены в переносной холодильник, также взяты образцы крови и волос с разных участков тела. Всему предстояло быть обследованным в лаборатории при городском госпитале. Когда Лихман закончил, приведя себя в порядок, мы еще около часа просидели в кабинете и пили кофе, разговаривая на личные темы, никак не относящиеся к работе. Затем мы втроем покинули здание больницы и разошлись по домам: Лихман сел в машину и укатил из поселка, Безбородов потопал до своей квартиры пешком, что находилась неподалеку от моста, ведущего в Малые Березы, а я направился в противоположную ему сторону, в свои – уже ставшими родными – четыре стены.

До моего подъезда оставалось пройти не более сотни метров, когда мое внимание привлекли машина «скорой помощи» и УАЗ участкового. Вокруг толпились люди, и кто-то громко кричал. Подойдя ближе, я увидел, как участковый и его помощник вели под руки упирающегося парня, в котором я не сразу узнал «Петю». Именно он кричал, брызжа слюной и нецензурной бранью. Из информативных слов, вырывающихся из его рта, я смог понять лишь следующее: «Он первый начал!», да «Я ни о чем не жалею!».

Я подошел к трем стоящим неподалеку мужчинам, в тот момент, когда «Петю» посадил на заднее сиденье УАЗа .

– Что произошло, Степан Кузьмич? – спросил я у пожилого сельчанина, которого знал по имени. Остальные были знакомы мне внешне, при встрече с ними здоровался, но бесед не вел.

Мужчина, вздрогнув от моего голоса, обернулся.

– А это ты, Алексей. Да вот, этого малолетнего поддонка повязали за дебош. Избил Пашку, рассек ему лоб кастетом и выбил парочку зубов. Мы с товарищами сидели тут за столом играли в карту и вдруг слышим крики из подъезда. Бросаем все и бежим внутрь и видим, как этот кусок дерьма мутузит пожилого человека – нашего ровесника. Ну, мы давай его успокаивать и требовать остановиться. Поняв, что без толку, набросились на него, скрутили. Вызвали «скорую», а уж она приехала вместе с участковым. Бедный Паша, у него все лицо в крови, кожа со лба сползла чуть ли не на глаза. Тут еще его жена выбежала из квартиры и давай орать белугой. Мы ее успокаиваем, а она еще громче орет, при этом боится даже дотронуться до избитого мужа. Врачам пришлось помощь оказывать и ему, и ей.

– В чем причина такой агрессии, известно? – спросил я.

– Известно. Паша говорит, что вышел вынести мусор и тут встретил на лестничном пролете этого сопляка. Сидит, курит и харкает себе под ноги. А ведь он даже не в этом доме живет. Паша сделал ему замечание, а тот в ответ послал его по матушке. Вот сосед и не стерпел и отвесил ему подзатыльник. Сильный. Пацан чуть было не покатился вниз по лестнице, но удержался. Затем, обложив Пашу трехэтажным матом, выхватил из кармана кастет и кинулся на него. Вот и вся история.

В голосе Степана Кузьмича бушевала еле сдерживаемая ярость. Рядом стоящий мужчина тоже был на пределе своих эмоций. Он с прищуром глядел на запертого в УАЗе парнишку и нервно курил. На пальцах, что сжимала сигарету я разглядел пятна крови, которая скорее всего принадлежала тому самому Пашке.

– Будь моя воля, убил бы собственными руками, гопоту проклятую, – процедил он сквозь зубы.

– А как зовут задержанного? – спросил я, впервые задавшись этим вопросом. Я привык его называть в уме «Петей», а желание узнать его настоящее имя меня никогда не посещало до этого момента.

– Подкорытов. Иван. Иванович. У них в роду все «Иваны», и все с прибабахом.

Эти имя и фамилия были мне знакомы. И если бы не упоминания о том, что у «Пети» и отец, и дед тоже были «Иванами», я может и не сразу вспомнил откуда. Иван Подкорытов – именно так звали одного из подозреваемых в убийствах женщин в поселке. Оказывается, мой давний знакомый мог быть предком Вязовского душителя.

Размышляя об этом, я поймал на себе взгляд паренька, сидевшего в полицейской машине. Он держал руки за спиной, из-за чего сам склонился вперед. Всклокоченные волосы и безумная улыбка на лице делали его похожим на киношного злодея. Он подмигнул мне и произнес одними губами всего два слова. Я никогда не был силен в чтенье по губам, но в этот раз все было предельно ясно.