В ЛУННУЮ НОЧЬ
Виталий Львович закончил «допрос». Он прошелся по комнате и, хмурясь, сказал:
— Мой сын — легкомысленный молодой человек. Ему нельзя доверять серьезное дело. — И уже обращаясь прямо к Игорю: — Вот так. В поход не пойдешь.
Игорь, оглядываясь на отца, медленно пошел к двери. Он еще надеялся, что тот передумает. Но Виталий Львович не сказал больше ни слова.
В распахнутое окно я видел, как болтнулись голые ноги Игоря под крышей сеновала.
Вовка, скребя затылок, вышел вслед за Игорем.
— Глупость! Безотчетная мальчишеская глупость! — вздохнул профессор. — Задаться целью на каких-то никому не известных лыжах перейти Байкал. Зачем?..
Игоря я с трудом раскопал в соломе.
— Конечно, — гудел он, зарывая лицо в желтые сухие стебли. — Когда Недоросля нам подсовывал — это ничего. А лыжи — тут легкомыслие.
Я успокаивал его, как мог. Взял за руку, чтобы вытащить из соломы.
— Не тронь! Уж ты отцу по вкусу. Какой умный, какой примерный! Уходи!
— Ах так! Ну, черт с тобой! — И я ушел с сеновала.
Под кедром возле соболиной клетки я наткнулся на Вовку. С мрачным видом Челюскинец швырял зверькам пойманных капканами бурундуков, приговаривая:
— Жрите, жрите, чтоб вы сдохли, твари мои, каторга моя!..
— Чего ты на них?
— А я не на них. Разве с такими, как вы, кашу сваришь? Один нюни распустил, другой пришел морали читать.
— А ты непонятый герой? Подвига тебе не дают совершить!
Я ждал, что Вовка огрызнется.
Вовка вытер о траву руки и сел в раздумье на пень.
— Разве это жизнь? — заговорил он с грустью. — Перед профессором авторитет подорван. От Максима Петровича ни звука. Полный разброд и шатание!