Когда нам семнадцать

22
18
20
22
24
26
28
30

— Нет, то есть восемь, — поправился он тут же. — Нинку забыл. Нинка родилась перед самыми моими лагерями.

— Семья большая, — утвердительно покачала головой Серафима. — А отец строгий?

— Еще какой! — усмехнулся Кошкин. — Как чуть чего, так…

— Чего так?

— Да так, — пожал плечами Кошкин. — Когда ему добрым-то быть, все на работе да на работе. А между прочим, у меня отец самый сильный мужчина в городе, — не без гордости хвастанул он.

— Борец он, что ли? — не поняла Серафима.

— Какой борец, — рассмеялся Кошкин. — Главный на подъемном кране в речном порту. Пароходы разгружает. Может поднять одним махом целый вагон.

— Ишь ты, сила, — удивилась Серафима. — А мать строгая?

— Мать? Да как сказать, — замялся Кошкин. — Она все с Нинкой сейчас. А то с теми, малыми ребятами. А так она добрая. Сильнее отца!

— Это как же понять, сильнее отца? — удивилась Серафима.

— А вот так. Отец с получки расшумится, мать р-раз его за руку и — на кровать. И он молчит. Он ее, знаете, как боится!

Серафима заливисто рассмеялась.

— Боится, значит, за дело, — сказала она, и, как показалось Кошкину, интерес ее к их семье возрос еще больше. — Ну, а кто дома тебя больше всех жалеет?

— Ольга, — даже не задумываясь, ответил Кошкин. — Ольга всегда жалеет.

— А что она делает, Ольга?

— Ольга-то? Ольга учится. Нет, то есть она сдает экзамены в институт, — поправился Кошкин. — Преподавательницей английского хочет стать.

— Выходит, тобой сейчас и заняться-то некому, — покачала головой Серафима. — Приедешь ты, отец на работе, мать малыми ребятами занятая, Ольга экзамены сдает.

— А чего мной заниматься? Я сам! — поднял голову Кошкин.

— Малый ты, оттого так и рассуждаешь, — сердясь, сказала Серафима. — Поедешь в город один, да еще как не доедешь. А мне за тебя отвечай? Уж коли ехать, так вместе.

— Поехали! — согласился Кошкин. Сонный, а сообразил: скажи не так, старуха возьмет и не даст денег на автобус.