Когда нам семнадцать

— А может, мне не ездить?.. — Глаза Серафимы сделались строже и внимательнее.

— Можно, конечно, и не ездить. — Кошкин так при этом зевнул, что несколько секунд сидел с открытым ртом.

— Спать хочешь, — сказала Серафима. — Приморился ты все-таки. Как-никак, а целых семь километров отмахал.

— Нет, спать я не хочу, — ответил Кошкин и снова зевнул.

Серафима, с улыбкой посматривая на него, положила на деревянный диван матрац с подушкой и сказала, как о вопросе, давно решенном:

— Ложись. Часок отдохнешь и в путь-дорогу.

Кошкин хотел отмахнуться, но сон оказался сильнее других его желаний.

Уснул Кошкин мгновенно. Он даже не слышал, как Серафима, положив на краешек стола двенадцать копеек, притихшая и отчего-то снова погрустневшая, взгромоздив на плечи коромысло с ведрами, отправилась к дачникам. Он увидел ее, когда уже солнце, похожее на шар, надутый красным газом, медленно опускалось в заречную даль. Серафима, стоя по щиколотку в воде, чистила песком ведра. Невдалеке стояли перевернутые вверх дном стеклянные банки.

«Ничего себе, сыпанул!» — ругнулся Кошкин, протирая глаза. Он сошел с крыльца, и Серафима, словно узнав, о чем он подумал, спросила:

— Что, отбыл «мертвый час», Лень?

— Отбыл!

Кошкин рассмеялся.

— А я тебе молочка приготовила, в крынке под полом. Девчонки из деревни только что принесли. Пей сколько хочешь. — Она присела на краешек лодки. — Хорошо-то как! — Серафима показала рукой на заходящее солнце. — Тимоша любил такую пору. Все, бывало, на берегу с удочкой.

— На закате карась очень хорошо берет, — сказал Кошкин.

— Карась, и лещ, и чебак.

Щурясь на солнце, Серафима сняла косынку, и Кошкин увидел, что наскоро подстриженные сзади бабкины волосы были седые-седые, ни одного темного волосочка. Тут он почему-то вспомнил портрет на стене, и в его душе шевельнулось чувство неожиданной жалости. И не будь этого, не увидевши ее смешную старушечью голову, он бы, не задумываясь, ответил «нет», когда как бы невзначай Серафима спросила:

— Лень, а может, тебе сегодня уж и не ехать, в город, а?

Немного помолчав, она снова заговорила:

— Переночуешь, уже тогда? Хочешь, рыбку полови. Эвон они, удочки-то за домом.

— А закидушки есть? — не сразу, а погодя спросил Кошкин.