Лиза опустила на пол отекшие ноги. Ее валенки сушились возле батареи. Горпина взяла их так же легко, как все, что она делала, встала на колени и обула Лизу.
Юлька подготовила душевую и вернулась в комнату.
Горпина, собирая Лизе белье, говорила:
— Нельзя до такого себя доводить… Нельзя.
Голос у Горпины звучный и негромкий, идущий из самой груди. Когда она наклонялась, платье обтягивало ее мощную спину, и сквозь фланель явственно проступали пуговицы широкого лифчика.
— Ребенок в доме — радость, — как бы про себя продолжала Горпина. — Это ж надо, маленький человечек появится! И все у него есть, как у взрослого: и ножки, и пальчики, и ноготочки.
— Умру я.
— Это ты сейчас так говоришь, — нисколько не удивляясь, сказала Горпина. — Я их на своем веку нарожала, ой-ой! Первый раз тоже боялась. Федотыча своего извела…
Горпина усмехнулась застенчиво и лукаво.
— Родишь как миленькая! Да еще радоваться будешь. Ну-ка, в доме солнышко появится! А помощников у тебя — хоть пруд пруди. Еще ссориться станут, кому пеленки стирать.
Лиза виновато улыбнулась. Горпина помогла ей встать, понизив голос чуть не до шепота, сказала:
— Резинки твои не годятся. Туго же. На тебе все должно быть свободно, просторно — чтобы удобно было.
Юлька открыла форточки и двери.
Минут через сорок обе женщины вернулись из душевой. Горпина помогла Лизе устроиться поудобнее.
Потом они втроем пили чай. Говорили о чем-то совершенно незначительном. Лиза вскоре задремала, а Горпина молча сидела у нее в ногах. Когда Лиза уснула, Горпина поправила одеяло, подоткнула его с боков и, сказав, что зайдет еще вечером по пути в магазин, ушла.
Наташа на этот раз вернулась из библиотеки рано. За их окнами мерно поскрипывал снег. Кто-то ходил от крыльца общежития до угла, потом поворачивал обратно, изредка останавливаясь против окон.
Юлька с любопытством поглядела на Наташу.
— Ты позови его, — сказала она.
У Наташи от смущения порозовели уши.
— Третий вечер у библиотеки встречает. Ты не думай…