А Юлька весь вечер провозилась с Лизой. То ее тошнило, то она мерзла, то принималась беззвучно плакать.
— Ты что? — спрашивала Юлька, и Лиза сквозь слезы отвечала:
— Боюсь. Умру я.
Юлька утешала ее, как могла, и чувствовала, что получается не очень-то убедительно: она сама смертельно устала. Но тут, прямо с мороза, неся в волосах и на воротнике иголочки снега, появилась Наташа. «Удивительно, Наташка умеет всегда приходить в такую минуту, когда она больше всего нужна!»
Юлька устроилась на кровати, пригрелась и не заметила, как задремала. В комнате еще долго горел свет, шелестели Наташины шаги, ее одежда. Потом Наташа включила настольную лампу.
Юльке еще раз удалось победить дремоту. Настольная лампа горела, но Наташа накрыла ее сверху полотенцем, и в комнате был полумрак. Сама Наташа уснула на Алевтининой кровати, не разобрав ее и не раздевшись, укрывшись своим пальто. Одну ладонь она подложила под щеку. Лицо у нее было спокойное, как у ребенка. Может быть, это слабый рассеянный свет размыл его черты, но оно показалось Юльке трогательно девчоночьим.
Юлька с радостью вернула бы назад последние двое суток и прожила их иначе: она не пошла бы искать Наташу, а просто договорилась бы с дежурной, чтобы та присмотрела за Лизой. Тогда не было бы этого ужасного чувства неловкости, словно она была поймана в момент, когда подглядывала в замочную скважину.
Наверное, Андрей начал о чем-то догадываться. Он несколько раз обращался к Юльке, что-то говорил ей (Юлька не поднимала головы), и в его голосе звучало беспокойство.
В субботу — день короткий. Юлька постаралась уйти сразу после смены: беспокоилась за Лизу и не хотела встречаться с Андреем.
Наташа собралась ехать в город. Готовясь к экзаменам, она все эти дни работала в краевой научной библиотеке.
— Ешь суп. Не знаю, как получилось. И чай горячий. Лиза уже поела, — сказала Наташа.
Юлька только села обедать, как в комнату вошла полная, пышущая здоровьем Горпина Бондаренко. После выезда на острова Юлька видела ее один раз, в день, когда ломали старую Хасановку.
Горпина развязала шаль, сняла пальто и оказалась в сиреневом с мелкими голубыми цветочками фланелевом платье. Ее каштановые поседевшие волосы были плотно уложены в узел на затылке.
— Ну, как вы тут живете? — певуче спросила она.
— Живем, тетя Горпина. Ничего живем, — ответила Юлька.
Горпина села прямо к Лизе на кровать.
— Ну-ка, я на тебя посмотрю, — сказала она, откинув одеяло от ее лица. Поглядела на серо-землистое с пятнами возле губ и на висках лицо Лизы, покачала головой и, обернувшись к Юльке, сказала:
— Иди-ка ты сейчас, голубушка, в душевую. Есть у вас душевая?
— Есть, — подтвердила Юлька.
— Подготовь там все, чтобы тепло было, но не жарко. Постели на пол простыню, ей простуживаться нельзя. А пока мы там будем, комнату проветри. Давай, милая, вставай, — сказала она Лизе, нежными и сильными руками помогая ей сесть.