Андрей что-то сказал глухо, Юлька не разобрала.
— Ты сердишься, что я притащила тебя к себе?..
Так могла говорить женщина, хорошо знающая мужчину, с которым осталась один на один.
— Нет, Зинок. Я не сержусь.
Опять послышались шаги и замерли.
— Какой ты колючий да жесткий, давно не брился, что ли? — совсем тихо сказала Зинка.
Потом заговорила быстро и сердито:
— Ты не послушал меня, не послушал… Посмотри, какой ты стал! Измотался. Разве всех научишь?
— Ты ничего не понимаешь…
— Я все понимаю, Андрюша. Все!
— Глупая, — сказал Андрей. — Ничего не получается… — Он произнес это с удивительной для него беззащитностью, оборвав на полуслове.
— Андрюша, Андрюша… Милый ты мой… Брось ты это все, зачем тебе? — А я-то… — Зинка не договорила.
— Мне трудно, Зинок. И жалко смотреть на ребят, — сказал Андрей тем же усталым голосом. — Шлыков сегодня приходил, спрашивал. А что ему ответишь? Растерялись? Сдрейфили?
«Я сейчас уйду отсюда, я не имею права этого слушать», — твердила Юлька про себя и… не двигалась с места.
— А ты знаешь, что им от тебя нужно, знаешь? — задыхаясь, сказала Зинка.
— Что? — машинально спросил Андрей, и тут Зинка сорвалась на визг, который так портил ее.
— Они едут на твоем горбу! Они на тебе выскочить хотят, а ты…
Дальше Юлька слушать не стала, она повернулась и пошла. Теперь она знала, что за этой дверью ничего страшного для нее, Юльки, для Лизы, для Жорки не произойдет.
Глава четырнадцыатая
Вечернее неяркое и, может быть, от этого особенно желанное солнце ломилось в окно цеха. Теперь впереди Юльки не стояла Лиза, и это пустующее место все время притягивало взгляд Юльки.