Вдруг выпал снег. Год любви

22
18
20
22
24
26
28
30

От школьного подъезда до выхода со школьного двора было метров двадцать пять, не больше, и мы прошли эти метры. А когда повернули на улицу и двор оказался слева, я увидел, что Лешка и те трое не торопясь, вразвалочку следуют за нами. Лешка шел на полшага впереди остальных, держа руки в брючных карманах. Ира тоже посмотрела влево, но если я сделал это незаметно, будто бы случайно, то она повернула голову и глядела откровенно презрительно. Через несколько шагов она решительно взяла меня под руку. Признаться, это польстило мне и даже взволновало. И я очень пожалел, что нас не видит Паша Найдин или еще кто-нибудь из наших мальчишек, хотя по здравом рассуждении понимал: брать меня под руку в половине второго дня в пятидесяти метрах от школы ученице восьмого класса, конечно же, не следовало.

Вот тогда-то, секунд через пять, Лешка и окликнул нас:

— Эй, молодожены!

Мы не остановились, потому что остановиться на этот оклик было глупо. Ира крепче прижала к себе мою руку, наклонила голову и шепнула:

— Это он от зависти.

Асфальт дороги, по которой мы шли, уже просох, но вдоль обочины еще шумела вода, извиваясь рябоватым мутным ручейком. Тени деревьев плотно лежали на тротуаре, а там, где не было теней, золотом блестело солнце.

Движение, когда Ира наклонила голову, взбесило Лешку Житного. Возможно, он решил, что она хочет меня поцеловать, возможно, подумал, что она сказала в его адрес что-то оскорбительное. Он побежал. Я услышал топот ног. Мы остановились. Делать вид, будто это нас не касается, было дальше бессмысленно. Я повернулся. Ира быстро взяла у меня портфели. Лешка часто дышал. Я удивился: для парня, играющего в футбол и баскет, он пробежал слишком мало, чтобы дышать вот так.

Лешка сказал:

— Мне надо с ней поговорить.

— Она с тобой не хочет разговаривать, — ответил я.

— Ты за нее не отвечай, — набычился Лешка. — Адвокат выискался.

Дружки подошли, но остановились метрах в трех сзади без всякой враждебности, как бы подчеркивая свою роль наблюдателей и секундантов.

— Не только адвокат, — сказал я многозначительно.

Лешка позеленел. Уши у него оттопырились, стали острыми, как рога. Я засмеялся.

— Потолковать хочешь? — спросил Лешка. — Пойдем.

— Зачем ноги утруждать, — ответил я. — Потолкуем здесь.

Ребята смотрели на Ларионову равнодушно, без интереса. Она им, безусловно, не нравилась, и они скорее всего считали блажью драться из-за нее на виду у школы, почти что в центре города, где полно взрослых и встречаются даже милиционеры.

Лешка снял пиджак и кепку. На мне была вельветовая куртка, свободная в плечах из-за покроя реглан. И я не стал ее снимать, только чуть-чуть расстегнул молнию. Кепку я не носил.

— Леха, ты с ним поаккуратнее, — вяло предупредил один из парней, имени которого я не знал. — Он в секцию ходит.

— Все мы ходим, — сплюнул Леха и взмахнул кулаком. Сильно, прямо перед собой, как если бы в руке у него находился молоток, которым следовало забить гвоздь в центр моего лба.