Вдруг выпал снег. Год любви

22
18
20
22
24
26
28
30

Майя не смутилась:

— А сейчас мне драчунов и не надо. Мне надо, чтобы надежный парень был. И сильный. Чтобы мог постоять за свое. И взять, что ему положено.

— Выходит, Любомир ненадежный. — Софья Романовна пристально, словно испытывая взглядом, посмотрела в большие и темные глаза Майи. — Парень — умелец. Мастер своего дела. Ты же знала, что он не офицер, не инженер, зачем же шла за него замуж?

— Я не за офицера, не инженера. За человека… Я не за специальность замуж выходила. А по любви…

Последние слова Майя почти выкрикнула. И хотя разговор происходил не у прилавка, а возле нераспакованных ящиков с велосипедами, слова Майи, видимо, услышали в очереди, и несколько женщин обернулись.

Софья Романовна прикоснулась рукой к плечу Соколовой, жестом просила ее успокоиться.

Майя с минуту молчала, покусывая губы. Потом сказала с отчаянной решимостью:

— Нельзя же все время, и все старания, и все усилия отдавать только другим. И никогда от них ничего не требовать. Зачем такой муж, если мне поспать с ним негде? Четырнадцать метров на троих взрослых людей — это для могилы хорошо. А любить жене мужа и наоборот в такой комнате ой как трудно.

— Значит, все дело в квартире? — разочарованно произнесла Софья Романовна. И сделала это, конечно, зря.

— Извините, но вы ничего не поняли, — резко и зло возразила Майя. — Если бы дело заключалось только в квартире, то я давно бы нашла себе мужа в городе с трехкомнатной квартирой. И он бы бегал за мной по этим комнатам, как на стадионе, прежде чем положить в постель.

Майя прикрыла рукой глаза, затем провела ладонью по лицу, тяжело вздохнула:

— Вся глупость заключается в том, что я люблю Любомира. Ни за что люблю. Ни за что.

— Что-то, значит, есть, — тихо ответила Софья Романовна. Она чувствовала себя очень усталой.

Поле кончилось. Дорога резко повернула вправо и оказалась будто в туннеле: такими высокими были здесь сосны, а ниже сугробы на обочинах. Ветру тут негде было разгуляться, и снежинки не секли больше щеки. Стало легче дышать.

Впереди по дороге кто-то приближался на лыжах. Шел широко, мерно отталкиваясь палками. Зрение у Софьи Романовны было совсем не то, что в молодые годы. И она узнала лыжника только тогда, когда он, подняв над головой палки, приветствовал ее:

— Добрый день, Софья Романовна!

— Как же тебе не стыдно, Прокопыч. Все люди на учениях, а ты на лыжах разгуливаешь с нарушением формы одежды.

Прокопыч был в красном свитере, в спортивных синих брюках, в шерстяной шапочке с козырьком. Он улыбался и глубоко дышал.

— Что поделаешь, Софья Романовна, свою гауптвахту я на учении взять не могу. Вот если провинится кто там, всегда пожалуйста. Я у вас был, контрольную с Лилей делал.

Прокопыч приподнял немного свитер. За поясом брюк оказались тетрадь и какой-то учебник. По настоянию полковника Матвеева прапорщик Селезнев Григорий Прокопович учился в заочном строительном техникуме. Учился с ленцой, бесконечно откладывая сдачу контрольных работ, вымаливая в штабе письма, что он, прапорщик Селезнев, не может вовремя сдать контрольную работу по причинам, связанным с несением службы.