– Да брось ты, – говорит. – Это же просто беззубая Мона была.
– Кто?
– А, да, забыл тебе сказать, – говорит. – Беззубая Мона, гусеница местная. Она по болотам ползает и Мигуле потом передает, что видит. Теперь то уж отползалась.
– А больше ты ни о чем не забыл меня предупредить? – спрашиваю на всякий случай.
– Вроде нет, – говорит, чуть подумав для приличия.
– Ладно, идем.
И мы вошли в дом, в этот раз вдвоем.
24 серия. Мигула
Тело беззубой Моны продолжалось, пересекая всю просторную прихожую-гостиную, и уходило еще на несколько метров вглубь полутемного коридора. Смерть не смогла расцепить её присоски, намертво присосавшиеся к полу. В сумрачном помещении пахло пылью, мхом и холодной кровью. Здесь было не так темно, как могло бы быть при закрытых ставнях потому, что на потолке тлели длинные ртутные лампы. Они трещали и периодически мигали, заставляя нас нервничать.
В глубине гостиной белел старомодный мраморный камин, забранный решеткой и уставленный глиняными фигурками животных, перед ним пару кресел качалок, у стены книжный шкаф, где вместо книг поблескивали банки с заспиртованными червями. Но больше всего Миколу порадовал декор на стенах. Подобно украшениям в средневековых замках между закрытыми окнами висели колющие, остро режущие предметы садистского назначения. Крюки, ножи с длинным и коротким лезвием, спицы, ремни, металлические кольца с шипами внутрь, гильотины и что-то, чего я раньше никогда не видел.
У Миколы не по-доброму засветились глаза. Первое, что он делает, это бросает свою палку, снимает со стены изящный абордажный топорик с колким и приплюснутым концами и швыряет его мне, а себе такой же берет с другой стены. Но топорика ему мало было. Он еще ремень со стены снял и на себе его поясом присадил, а на ремень пару крюков из тех, что на акул можно закидывать.
Я как в руки эту грозную штуку схватил, сразу задышал по-другому. Думаю, теперь то нам никакие Моны не страшны. Подавайте сюда их пачками, нам все нипочем.
– Откуда у неё все это? – у Миколы спрашиваю.
– Она альтернативной биологией занимается, – говорит. – Режет все, что режется и смотрит, как одно отдельно от другого дальше себя поведет.
Мы прошли вдоль гусеницы до самой её задницы и с озадаченными глазами оглядываемся вокруг. Нам было неясно, откуда могло выползти столь габаритное существо. Узкий коридор, сколоченный со всех сторон из черных досок, упирался в дальнем конце в деревянную дверь, которая, должно быть, открывалась в лес. Но, когда мы дошли до середины, то с правой стороны увидели узкую лестницу на второй этаж. Ступени освещались плоскими круглыми плафонами с зеленоватым болотным газом. С левой стороны, прямо напротив лестницы, в стене коридора таилась еще одна дверь. За ней слышался плеск воды.
Микола легонько толкнул дверь рукой и одновременно занёс абордажный топорик над головой. За дверью открылось просторное помещение с закрытыми окнами, освещаемое теми же плоскими плафонами с болотными испарениями. В зеленоватом сумраке странных покоев с крюков в потолке свешивались туши мигульских червей. В основном, целые, но с каких-то уже содрали большую часть мяса. Со свежих туш на дощатый пол капала кровь. Однако, несмотря на кровавую атмосферу, в помещение царила благотворная свежесть. Это объяснялось крупной зарешеченной дырой в полу, откуда и слышался плеск воды.
Очень осторожно, поднимая топоры повыше, мы пробрались к решетке в полу и, опустившись на колени, заглянули внутрь.
Вода под нами плескалась в красном свечении. Сбоку внизу виднелась ивовая сеточная стенка. От пола до водной поверхности было около трех метров. На решетке люка висела цепь с замком.
-Она там? – спрашиваю шепотом Миколу.
Вместо ответа он наклоняет лицо в квадрат решетки и зовет девчушку: