— А где ее отец живет?
— У него и спрашивай! — Он встал. — Все, баста, инженер! Разговор окончен! Дверь на улицу найдешь, а я пойду спать.
Пошатываясь, он побрел в горницу.
«Инженер… Вот оно что! Доложили дядьке, все доложили, проинструктировали, обработали под водку-селедку за милую душу! Ах вы, песики цепные!..»
Выйдя из избы, он медленно прошел Пустошку из конца в конец, надеясь встретить кого-нибудь из тех парней и попытаться — пусть впустую, но все же… — что-либо выведать, зацепку малую получить, но никого не встретил. При мысли, что вчера вечером, когда он отступил перед перспективой обзаводиться костылями, Валентина была еще дома, в какой-то сотне метров от него, и была возможность (разве была?..) все изменить, хотелось разбить башку о первый попавшийся столб. Тяжелой глыбой надвигалось сознание, что ничего уже нельзя воротить из этого распроклятого вчера…
На пристань он не пошел. И еще трое суток провалялся дома под Федиными — утром и вечером — укоризненными взглядами и покачивание головой; ничего не мог есть, почти не спал, почернел с лица, и, когда наконец появился в конторе, многие не сразу его узнавали.
Начальник, вызвав в кабинет, сначала метал громы и молнии, грозился откомандировать за прогулы в распоряжение Управления — для принятия соответствующих мер вышестоящим руководством, потом поутих и велел написать задним числом заявление об отпуске без сохранения содержания. Напоследок, поднявшись из-за стола и подойдя к нему вплотную, сказал: «Так ведь и в ящик сыграть недолго!..» — неизвестно что подразумевая под этим «так»: дистрофичный ли его вид или кулаки местных молодцев. «Оформляйте-ка, Семен Сергеевич, заново командировку и — в добрый путь!..»
В распахнутых шире обычного глазах все понимающей Спящей Красавицы, зашедшей к нему в камералку, он увидел искреннее сочувствие и постарался улыбнуться.
— Время все лечит… — сказала она, и эта сотни раз слышанная истина, отнесенная непосредственно к нему, показалась вдруг реальной и обнадеживающей…
В командировке времени на раздумья хватало с избытком: вечера в гостинице незнакомого городка тянулись медленно и успокаивающе размеренно. Однажды в этой размеренности всего на мгновение всплыло кощунственное: «А может, так-то и лучше?..» — и сразу же снова ушло на дно. Но, полежав там, обрастая все новыми и новыми аргументами, разросшись и заматерев, через некоторое время всплыло опять и таким кощунственным уже не показалось…
Действительно, как найти Валентину, если она не даст о себе знать? Не объявлять же всесоюзный розыск!
С женитьбой опять-таки… Рановато в двадцать пять лет связывать себя по рукам и ногам, рановато. Поосновательней устроиться надо в жизни, вес набрать, положение свое обеспечить. Ты же и с четверенек еще не поднялся.
Она — тоже хороша! Один велел прийти — побоялась ослушаться и пошла. Другие приказали уехать — уехала…
А вдруг у нее ребенок от тебя будет?! Судьба, как вздумает, с человеком играет… Вдруг, вдруг! Мало ли что бывает вдруг?!
Находясь вдали от мест, связанных с Валентиной, он все более и более успокаивался, все надежнее и выше возводил забор, отгораживаясь от совсем близкого прошлого.
В ночь перед возвращением в экспедицию ему приснилась Спящая Красавица: в таком же, как у Валентины, купальнике она входила в спокойную заводь реки и, обернувшись, призывно смотрела на него. Вода, обнимавшая ее бедра, плескалась и пенилась.
…В конторе он не нашел для себя ни телеграммы, ни письма, ни открытки. Это не столько огорчило его, сколько задело самолюбие: «С глаз долой — из сердца вон!» — понятно, когда про других! А когда про тебя? Да еще так запросто — из сердца-то!..
К зиме, за дальнейшим сокращением объема работ экспедиции, его перевели на Енисей — на участок изысканий под строительство новой, как предполагалось — одной из уникальнейших в мире гидроэлектростанций.
Уезжал он почти спокойно. Ничто не удерживало его на Каме: ни друзья, которыми он, в общем-то, не обзавелся, ни воспоминания о лете, при каждом нашествии которых одолевало лишь чувство неловкости, ни тягучий, быстро опостылевший роман со Спящей Красавицей… Сама Кама?.. Обычно он не сразу привыкал к местам, где ему случалось жить. Привыкнув же, неохотно с ними расставался, обостренно ощущая необратимость времени, неповторимость того русла, по которому время протекало. Вот и теперь он не смог избежать этого ощущения, и только оно омрачало отъезд.
— Федя! Если будет мне какая почта — перешли. Или услышишь что-нибудь… интересное — черкани… Адрес я там, на столе, оставил.
ebooksa