— А мы с Катюшей, когда получили твою телеграмму, праздник себе устроили: поехали к маме, я купила торт, Кате — пепси-колу и мороженое. Посидели — три женщины, погоревали, порадовались.
— Катька-то — женщина!
Снова возникла грозившая затянуться пауза, и Лариса снова заспешила…
— Ты ничуть не изменился, Алексей. — Она неуверенно потрепала его по волосам. — И внешне… и в разговоре все такой же: как было — слова из тебя клещами не вытянуть, так и теперь.
— Философствовать да краснобайничать там не учили. Там в ходу иные занятия, а для языка самое надежное место — за зубами.
Лариса вдруг обратила внимание на то, как Алексей ест, и губы у нее задрожали.
— Не торопись, Алеша… Ну что ты, право, не жуешь совсем?
— Действительно… Никто вроде не подгоняет. — Он усмехнулся и отложил вилку.
— В институте всё спрашивают, с какого числа я в отпуск пойду. По графику у меня — с пятнадцатого июня. Я тянула с ответом — тебя ждала, не знала, что говорить: ты же ни слова о своих планах не писал. Давай махнем куда-нибудь подальше — отдохнем по-человечески! Или тебе сразу на работу надо устраиваться?
— Можно не сразу. Но и поехать… поехать я никуда пока не смогу: дело одно есть. Необходимо побыть с полмесяца в городе…
— Что за дело, если, конечно, не секрет?
— Разговора не стоит дело… пустяки… За дочку!
— За дочку!
Они замедленно, уже почти не разговаривая, закончили ужин.
— Ну, спасибо, жена! Давно домашнего не едал — отвык. И этого, — он постучал вилкой по бутылке, — сто лет не нюхал.
— Ты хоть сыт?
— Сыт, сыт! Убирай со стола.
— Я сейчас чай поставлю.
— Не надо… Я бы помылся с дороги. Горячая идет?
— Идет.