Рассказы о Джей-канале

22
18
20
22
24
26
28
30

– Выводил?.. Тодуа, Олег Тодуа.

– Олег… – с непонятной интонацией сказал Истомин и замолчал. Потом отвернулся к письмам и принялся перекладывать, точно вновь забыв об Игоре.

Игорь подождал немного.

– Я пойду, Алексей Маркович, – сказал он.

– Иди… – Истомин не обернулся. – Спасибо, что возишь…

И как всегда, почудилось в голосе Истомина Игорю не осуждение, нет – непонимание. И как всегда, кольнуло сердце, и как всегда, он промолчал…

…Не могло уже быть случайностью то, что буквально через минуту после того, как исчезла капсула Истомина, в щупальце появился новый "голландец". Это не могло быть случайностью, он чувствовал это.

Некоторое время Игорь сидел, не зная, на что решиться.

Надо было уходить немедленно, инстинкт пилота гнал его из Канала, но долгие, порой неделями безрезультатные поиски "голландцев", многочасовые изматывающие ожидания, почти всегда бессмысленные погони, короче говоря, весь его опыт наблюдателя учил его быть бережливым к подобным встречам, несмотря ни на что. Да и, в конце концов, там сидел живой человек, в этой чертовой капсуле…

Кроме того, с самим Игорем не происходило ничего странного. Он чувствовал себя, как обычно. Сон Истомина? Ну, и что?.. Тревога?.. Это естественно…

А "голландец" тем временем терпеливо висел, замерев, словно не желая мешать решению… Чертов "голландец"…

Помедлив еще секунду, Игорь повел капсулу на сближение.

Это был Фалин. Самого его Игорь почти сразу нашел в Комнате, единственной комнате во всем переплетении бесконечных коридоров. Фалин лежал на лавке, вытянувшись и покойно сложив руки на груди. Лицо его в сероватом свете, тускло пробивавшемся сквозь закопченные, проклеенные крест-накрест бумажными лентами стекла, казалось неживым. Однако, он дышал, изо рта его при дыхании вырывался пар.

В Комнате было сыро и холодно. Чугунная печка, стоявшая в углу, совсем остыла.

Игорь пошел в коридор, отобрал в куче хлама два полуразбитых стула, разломал их там же, чтобы не тревожить шумом Фалина, и, взяв дрова в охапку, вернулся в Комнату.

Фалин уже сидел на скамье, взъерошенный, закутавшись в свою длиннополую в ржавых подпалинах шинель.

– Я же велел тебе не приходить… – сказал он, но так, что можно было не отвечать. Игорь и не ответил.

Он свалил дрова на пол, отыскал в углу половинку старой газеты и, устроившись перед печкой на трехногой низенькой скамеечке, принялся, как умел, растапливать. Однако, то ли от того, что чугун слишком настыл, то ли по другой причине, у него ничего не получалось.

– Не туда мама ручки пришила… – беззлобно сказал Фалин, присаживаясь рядом на корточки, когда четвертая или пятая порции бумаги сгорели бестолку.

Он отобрал у Игоря зажигалку, ловко уложил дрова, и уже через минуту в печке весело полыхал огонь. Фалин протянул к огню свои худые со следами ожогов руки и, словно зачарованный, смотрел на пляску пламени на вычурных, с витой резьбой и полуоблупившейся позолотой, деталях стульев.