Рассказы о Джей-канале

22
18
20
22
24
26
28
30

– Черт его знает, – сказал он, – вроде бы и не видел никогда такого и не слышал. Может, читал когда-нибудь?..

– Ты о чем?

"А Фалин спокоен, – подумал Игорь. – Совершенно спокоен… Будто и не было вчера…"

Любая перемена в Канале требовала осмысления, за любой могла скрываться опасность. Но Игорь не хотел сейчас. Было что-то унизительное в этой вечной оглядке, какое-то противоестественное, отторгаемое разумом соединение чувства небывалой свободы, которое давал ему Канал, и страха. Хотелось забыть о страхе, хотя бы на время.

Да и вряд ли даже понимание причин перемены в Фалине что-либо прибавило бы к уже и без того тревожной ситуации. В конце концов, он уже пошел на встречу с "голландцем", и незачем было перемалывать всё по-новому. Это теперь ничего не меняло. И ничего не значило…

От печки шло обволакивающее тепло, скрадывая, тушуя тревогу. Глаза Игоря закрывались сами собой, он ведь действительно плохо спал…

– Хлам тут, как я понимаю, весь мой, – между тем говорил Фалин. – Отсюда, – он постучал согнутым пальцем по лбу, – а где вот такие стулья видел, не припомню. Или шинель… Это же надо, джей-канальщик в кавалерийской шинели… – он поковырял круглую с опаленными краями дырку на шинели с левой стороны груди. – Чья-то… Я и говорю, может, сидит в нас внутри, что и сами никогда не видели, от предков пришло? А? – он спрашивал, не ожидая ответа. – Или вовсе без предков. Скажем, каждый человек имеет доступ к памяти другого, что-то вроде кластерной связи, да еще и не только в пространстве, но и во времени… Может, Канал и есть эта наша общая память, а мы не умеем ею владеть?..

Он говорил и говорил. Игорь слушал, не вникая в смысл его слов и все больше погружаясь в полудрему.

Когда-то Фалин был блестящим исследователем, самым тонким, пожалуй, в Городке, множество моделей Канала, работавших до сих пор, были его. Однако, попав под тромб и сделавшись "голландцем", он сломался. Он мог еще и теперь как будто умно и необычно порассуждать о вещах, когда-то увлекавших его, но теперь это был просто необязательный, может быть, подчеркнуто необязательный, трёп, то, что сам же Фалин называл когда-то "докладом у пивного ларька". Иногда, после долгого одиночества, его прорывало, и тогда он мог говорить часами, не ожидая и не требуя, чтобы его понимали.

Оставаясь один, он что-то писал – раз или два Игорь заставал его со старой, полуобгоревшей, найденной, по-видимому, в какой-то куче хлама, тетрадью. Фалин тут же прятал ее и становился злым. Он никогда не показывал ее и не говорил о ней…

Все это лениво текло сквозь сознание Игоря, такое же необязательное, как и звучавший рядом Фалинский трёп.

– Нового клиента уже видел? – скорее всего, не сразу дошел до него вопрос Фалина.

– Какого нового? – Игорь с неохотой открыл глаза. – Божичко, что ли?

– Ну, не знаю, – сказал Фалин. – Должен был появиться где-то после твоего последнего пришествия…

– Последнего?..

Игорь выпрямился. Вчера под тромб не попадал никто.

Фалин, видимо, в ответ на движение Игоря повернулся к нему и вдруг изменился в лице.

– Ты что, Барков, – медленно сказал он, – один в Канале, да?

И, не ожидая ответа, вскочил и рывком за плечи поднял Игоря на ноги.

– Быстрее! Быстрее! – крикнул он, подталкивая оцепеневшего Игоря к двери. – Ну же, быстрее! Дурак!.. Беги! Там зазор есть!.. Ну! Беги!.. Дурак!..