Омут

– Только не говори, что видишь меня! – удивленно присвистнула подселенка.

– Вижу, – хмуро ответила Глафира.

Бесена безнадежно развела руками.

– Еще чуть-чуть, и я начну думать, что тоже обросла телом, – хмыкнула она. – Где ни появлюсь, везде меня видят. Или у вас это семейное?

– Мне тоже интересно, почему это я тебя вижу, – пробурчала Глафира и невольно положила руку на сердце, закрывая свой омут.

– Я тебя не трогала! – возмутилась Бесена. – Я не могу щипать твою душу, ты отдана родичу! За кого ты меня принимаешь? Я не ворую еду у детей!

– Вот уж в благородстве бесов я не сомневаюсь, да, – съязвила знахарка и окинула подселенку пристальным взглядом. – А чего ты такой облик себе выбрала? Ну чистый ангел: светлые локоны, кофточка синенькая, разве что крылышек не хватает.

– А как я должна выглядеть? Уродливым существом с копытами? – возмутилась Бесена. – Нет уж, это вы, люди, нас так изображаете, я такой быть не согласна! Тем более когда есть из чего выбирать. Могу, как князь Вольга, стать щукой, оленем, каплей воды, мыслью или красавицей.

– А что за трава в волосах? Надо было тогда уж цветы…

Бесена не успела ответить, как под потолок взвился родич, коричневый и влажный, с вытаращенными бусинками глаз.

– Она пила из моей банки! – пропищал он.

– Ага, ела из твоей миски, спала на твоей кровати, – поддакнула Бесена.

Родич возмущенно фыркнул, а подселенка присела на краешек дивана к Цвете и посмотрела на Глафиру.

– Ты же родича кровью поишь, да? Как и все знахарки… А я пила из банки, когда была в теле Цветы, не морить же тело жаждой. Попробовала твоей крови, вот поэтому ты меня и видишь. Этот, – она кивнула на родича, – вел нас в соседний район целую вечность. Так что все претензии к нему.

Глафира устало потерла глаза и посмотрела на виднеющуюся из-под пледа макушку Цветы.

– Она сейчас не ест и не пьет. Даю ей чайный квас, как ты велела… – Знахарка запнулась, ведь этот совет она получила перед тем, как изгнала Бесену из тела внучки, но собралась и продолжила как ни в чем не бывало: – Цвета его тоже глотает плохо, но удается впихнуть пару ложечек. Пытаюсь каждый час.

Бесена хмыкнула, заметив смущение знахарки, но ничего не ответила и наклонилась над девушкой. Выглядела та совсем плохо. Она словно постарела на несколько десятков лет и сейчас казалась старше своей названой бабушки. Сухая кожа шелушилась, отслаиваясь чешуйками, щеки ввалились, а губы потрескались. Глаза были открыты, но взгляд остекленел, и, кажется, тело даже забывало моргать.

– Да уж, то еще зрелище. А какое тело было! – вздохнула Бесена. – Но древляница еще жива. Ты нас тогда здорово напугала своими ритуалами.

Она выпрямилась и глянула на знахарку.

Глафира же, наоборот, еще ниже склонилась над журналом и тихо пробормотала: