– Так-то оно так, да только продукция его, мягко говоря, не высокого качества. Мне нужны стальные посеребренные приборы. И он тут не при чем: Ганц – мастер, я ценю тонкую работу. Дело в материале. Медные инструменты тупятся, гнутся, и от них гноятся раны.
– Уж не хотите ли вы поручить покупку мне? – усмехнулся Юлиус.
– Шутки неуместны. Ваша веселость – знак для меня. Плохи наши перспективы? – в открытую выразил беспокойство Тома.
Ротмунд не стал переспрашивать и делать вид, что не понимает, о чем думает доктор, говоря "мы". Потому что по негласной традиции "мы" – это связанные воедино доброй волей и странными обязательствами, которые взвалили они на себя сами, Тома, Маркус и Юлиус.
– Если Иоаким согласится, за плату, конечно, то он выполнит поручение.
– Вы про инструменты?.. Да, на него можно положиться. Но вы ничего не сказали о нас.
– Вы знаете, я уезжаю. Я ничего не могу вам обещать. Бойтесь быть превратно истолкованным. Заступиться за вас я не смогу, – рыцарь подыскивал нужное слово, признался: – Да, я бегу. То ли от чего-то, то ли вслед за чем-то.
– Навсегда?
– Моя жизнь много длиннее. Ни вы, ни мой добрый друг – вы можете не увидеть моего возвращения в Ротебург.
***
Смеркалось. На башне Ратуши пробило раз, другой. Тьма сгустилась и заполнила тягучей массой пространство. Лазарь с неудовольствием плотнее подоткнул тоненькую мантию за пояс, дыхание облачком тумана вырвалось изо рта. Слабое передвижение в темноте. Ни звука. Кто-то, пригнувшись, прячась за надгробиями, пробирается к стене.
Лазарь все же вздрогнул, когда сзади крепко и тяжело ладонь легла на плечо, обвязанное белой, кровяной тряпицей. Посланник Инквизиции дотронулся до этой узкой и холодной ладони. Луна, своевременно вышедшая из-за туч, осветила рубиновый перстень с вензелем "Ю.Р." и, словно тени предков из древних легенд, выступивших из-за камней некромантов. И труп у ног наших авантюристов.
Лазарь, хоть и был не робкого десятка, не смог сдержать инстинктивного желания бежать прочь, пока не поздно. В голове – страшный беспорядок, сердце взбесилось и готово разодрать изнутри грудь. Если бы не свирепый хищник, грозно стороживший Лазаря, сорвался бы, наделал шума и провалил задание Великого. Но нет – он не позволит себе доставить хитрецу удовольствие утвердиться во мнении о собственном превосходстве. Про себя, в уме, Лазарь именовал рыцаря Ульша не иначе как "зверем". Успел еще кратко обратиться к Всевышнему и Всеблагому, а из рядов некромантов выдвинулись трое.
– Приветствуем вас, братья, – сказал крайний справа. – Мы удивлены и рады видеть вас в здравии.
– Признаться, я сам удивлен, – не нашел, что поумнее ляпнуть, Лазарь. "Вдохновенно лгать" – значилось в письме Ротмунда, который Посланник обнаружил этим утром у себя на постели. Приободрился, и понеслось: – Я ведь умер. Я ничего не помню. Не помню даже, как меня зовут. А вы кто?
Некроманты переглянулись. На этот раз вышел средний.
– Братья, скорбь затмила наши души! Печально слышать, что вы потеряли память…
– Это я – память, а другой брат – речь, а третий так и вовсе не вернулся к жизни, – развязно ответил Лазарь, пиная труп.
Некроманты застыли изваяниями, что твои фигурные фонтаны в столице. Лазарь замер, готовый сражаться.
– Чудо!!! – возвестил неожиданно крайний слева, воздев руки к небу, оборачиваясь к товарищам. – Наши деяния узрены, и наши мольбы услышаны!!! Братья, ликуем!!!