1888

– Дэвид здесь ни при чем. Он был жестоко предан, его можно понять. Вы же все слышали… Тот выбор, что он предложил… Я мог впустить девушку обратно.

– Выбор был несправедлив. Дэвиду нужно отомстить за упоминание вашей матери.

– Выбор несправедлив, но, предложив его, мужчина поступил честно. Я не держу на него зла, ведь решение было моим. Дэвиду отомстит его банда.

Тело лежало в плохо освещенном дворе Датфилда, чуть дальше которого были расположены Международный мужской учебный клуб и печально известная ночлежка в Уайтчепеле.

Поодаль стояло несколько перешептывающихся констеблей и старик, нашедший труп и рассказавший, что, выйдя из мужского клуба, он услышал какие-то тревожные голоса и возню вперемешку с далеким позвякиванием, издаваемым многочисленными украшениями Геллы, которые никто не тронул. Прежде чем выяснить, что происходило во дворе, он вернулся обратно в клуб и взял там скрипучую, поржавевшую керосиновую лампу, чей звук спугнул убийцу и не дал поглумиться над жертвой.

– Я так устал вечно что-то выбирать! Не жизнь, а бесконечный кошмар! Потрясение за потрясением! Закончу дело и уеду в глухую деревню. Пускай ищейки лорда Олсуфьева только попробуют найти меня, – нервно говорил я, не находя себе места, пока миссис Дю Пьен осматривала мертвую девушку. – Будто нарочно! Мисс Каррас оставалось всего ничего до ночлежки! С другой стороны, зачем она вообще пошла в опасные трущобы? Почему не осталась около паба?

– Может быть, в других заведениях для бедняков не было места? – ответила Клаудия. – Мы с вами никогда не узнаем. Итан, вам надо сходить в парк, погулять вокруг пруда, покормить уток. Это же вас так успокаивало в свое время.

– Успокаивало, пока Томас не съел весь батон в прошлый раз, когда пытался выяснить у меня что-то про расследование!

Я вспомнил про карту таро, которую дала мне Гелла, но найти по карманам ее не смог. Видимо, я ее где-то потерял и теперь не смогу узнать про свое светлое будущее.

– Ей повезло больше всех. Если так можно выразиться, – сказала Клаудия, притрагиваясь к шее девушки. – Перерезано горло. Отрезана мочка уха. Все. Кровь все еще течет, само тело чуть теплое, но руки уже ледяные. Для убийства вновь использовали мой скальпель или что-то такое же острое – надрез с левой стороны глубже, чем с правой. Кровоизлияние вызвано задетой сонной артерией.

– На нее напали со спины, дернули за косу, сорвав ленточку, закреплявшую ее конец, повалили навзничь и убили быстрым ударом слева направо поперек шеи, – ответил я, задумавшись. – Заставлю констеблей поспрашивать посетителей в мужском клубе, а мы пока попьем чай и согреемся.

– Здесь нет ни одного приличного заведения.

– Миссис Дю Пьен, я был констеблем и ночью кипятил чай на собственном фонаре, когда он сильно нагревался. Сейчас попросим у полицейских.

Мало-помалу начинало рассветать, улицы заволокло светлым, просвечивающим туманом, из домов выходили томимые заботами заспанные люди, шедшие на работу.

Они заинтересовывались происходящим во дворе, но не останавливались и только поворачивали головы с удивленными лицами при виде меня и Клаудии рядом с трупом, накрытым простыней, но некоторых жителей, проявляющих особое любопытство, все же приходилось отгонять.

Я поспорил с Клаудией на пару фунтов, что весть еще об одном убийстве будет в газетах через час, если не раньше.

Пока полицейские занимались допросом, а миссис Дю Пьен с сигаретой во рту стояла у стены рядом с телом, ожидая приезда санитарной тележки, я тщательно осматривал место преступления и даже нашел сорванную с волос Геллы фиолетовую ленточку, которую тут же повязал себе на запястье, чтобы всегда помнить, к чему могут привести не проявленная вовремя настойчивость и поспешность в принятых решениях.

– Управляющий мужского клуба заявил, что видел убитую девушку, – сказал один из вернувшихся констеблей. – Она заходила к ним в заведение, предлагала погадать. Была чем-то встревожена, постоянно оглядывалась по сторонам. Перед тем как уйти, спрашивала, где ближайшая ночлежка. Прошло меньше часа с момента, как она вышла за дверь, когда управляющий узнал, что ее убили во дворе Датфилда.

– Еще что-то? – монотонно спросил я, наблюдая за погрузкой безжизненного тела.

– Это все. Кроме управляющего и того престарелого свидетеля, никто ничего не видел и не слышал.