Зима в Мадриде

— Явился проверить, не удастся ли ему запугать адом еще одного твердого атеиста, чтобы тот принял перед смертью последнее причастие.

Винсенте был левым республиканцем, членом партии Асаньи. Он работал адвокатом в Мадриде, за небольшую плату помогал беднякам, пока не вступил в милицию в 1936-м.

— Это чистый романтизм, — сказал он Берни. — Я уже был слишком стар. Но даже рациональные испанцы, вроде меня, в душе романтики.

Как и все члены его партии, Винсенте испытывал глубокую ненависть к Церкви. У левых республиканцев это превращалось едва ли не в одержимость; развлечение буржуазных либералов, как говорили коммунисты, которых Винсенте презирал. По его словам, они погубили Республику. Эстабло, лидер коммунистов в бараке Берни, не одобрял его дружбу с Винсенте и однажды предостерег:

— В этом лагере тебе помогут выжить только твои убеждения. Если они ослабнут, ты обессилешь, сдашься и умрешь.

Сам Эстабло, казалось, только и держался благодаря своим взглядам. Ему было за сорок, но выглядел он на все шестьдесят — кожа со следами чесотки пожелтела и обвисла, но глаза еще сверкали огнем.

Берни пожал плечами и ответил, что в конце концов обратит Винсенте в свою веру, мол, в адвокате есть семена классового чувства. К Эстабло он уважения не испытывал и не голосовал за него, когда двадцать коммунистов из их барака выбирали своего лидера. Эстабло хотел контролировать все и вся и не терпел возражений. Во время войны такие люди были необходимы, но в лагере ситуация складывалась иначе. К концу Гражданской составлявшие Республику партии рассорились напрочь, но в лагере узникам нужно было сотрудничать, чтобы выжить. Эстабло же хотел для коммунистов обособленности. Он твердил им, что они по-прежнему авангард рабочего класса и когда-нибудь их время все равно настанет.

Пару дней назад Пабло, другой коммунист, шепнул Берни на ухо:

— Поменьше общайся с адвокатом, compadre. Эстабло это не нравится.

— Да пошел он к черту! Кто он такой вообще?

— Зачем тебе лишние проблемы, Бернардо? Адвокат скоро умрет, это же очевидно.

Тридцать узников прошаркали в барак и повалились на покрытые коричневыми армейскими одеялами соломенные тюфяки, лежавшие на нарах. Берни переселился на место рядом с Винсенте, когда умер человек, занимавший его прежде. Отчасти тем самым он хотел бросить вызов Эстабло, который лежал на нарах в противоположном ряду и злобно сверлил его взглядом.

Винсенте снова закашлялся. Лицо его покраснело, и он откинулся на спину, тяжело дыша:

— Я совсем плох. Завтра придется сказаться больным.

— Нельзя. Дежурит Рамирес, тебя просто изобьют.

— Не знаю, смогу ли проработать еще день.

— Держись! Если дождешься возвращения Молины, он поставит тебя на какое-нибудь легкое задание.

— Постараюсь.

Они немного помолчали, потом Берни поднялся на локте, придвинулся к своему другу и тихо заговорил:

— Слушай, охранник Августин сказал мне странную вещь.