Зима в Мадриде

22
18
20
22
24
26
28
30

Гарри посмотрел на ее искреннее лицо, бледное в церковном полумраке:

— Нет. Я думаю, все изменится.

— Мне кажется, нужно быть там. В Англии. Раньше я хотела безопасности, после того как Берни… — Она помолчала. — После его ухода. Сэнди дал мне ее, или я так думала. Но теперь безопасности нет нигде. — Барбара снова затихла. — И думаю, она мне больше не нужна, — договорила она.

— А мне, боюсь, нужна, — печально улыбнулся Гарри. — Я не герой. Честно признаться, мне на самом деле хочется улизнуть домой и тихо там жить.

— Но вы ведь не улизнете? — Барбара улыбнулась ему. — Это пойдет вразрез с вашими представлениями о чести.

— Забавно, это слово только что всплыло в нашем разговоре с Сэнди. Кодекс чести учеников частной школы. Разумеется, для него это никогда не имело значения.

Они немного посидели молча. Глаза их привыкли к темноте, и Гарри различил, что большинство молящихся — женщины в черном. Головы некоторых были покрыты обрывками черной ткани. Барбара подняла глаза на фигуру Христа на кресте в боковом приделе, из Его ран бежала нарисованная кровь.

— Что за религия — кровь и мучения! — горько сказала она. — Неудивительно, что испанцы в результате стали массово убивать друг друга. Религия — это проклятье, Сэнди прав.

— Я привык думать, что она помогает людям умерять крайности.

Барбара горько рассмеялась:

— Здесь все наоборот. И думаю, так было всегда. — Она снова надела очки. — Вы помните ту семью, с которой дружил Берни? Мера?

— Да, я был рядом, когда он познакомился с Педро Мера. Вообще-то… я ходил искать их квартиру.

Гарри замялся, ему не хотелось сообщать Барбаре о том, что он видел в Карабанчеле.

— И нашли?

— Да. А что, вы их встречали? — На его лице отобразилось нетерпение.

Барбара закусила губу и тихо проговорила:

— Вы знаете, что я работаю волонтером в церковном приюте для сирот?

— Да.

— Это адская дыра. Они обращаются с детьми как с животными. Маленькую дочь Педро и Инес, Кармелу, привели туда два дня назад. Она жила на улице. Думаю, все остальные погибли.

— О боже!