Зима в Мадриде

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ты знаешь, что я этого не делал. Все видели: камень выпал у него из кармана.

— О чем ты с ним говорил? Ему запрещено с тобой общаться.

— Он нашел этот камень и показал его мне. Я сказал, чтобы он был осторожен. Спроси его сам.

— Я думаю, ты на него донес.

— Камень выпал из кармана, — вмешался старый трамвайщик Мигель. — Брось, compadre, мы все видели.

Эстабло враждебно взглянул на Мигеля.

— Видишь, люди начинают понимать, каков ты есть, сукин сын, — рассмеялся Берни. — Хочешь нажиться на беде Пабло.

— Оставь его, Эстабло, — сказал Мигель, развернулся и ушел.

Остальные трое неохотно последовали за ним.

— Твое тело иссыхает, и сквозь него становится видно сердце, — улыбнулся Берни чешуйчатому.

Эстабло с трудом поднялся на ноги, опираясь на палку.

— Я покончу с тобой, cabrón[68], — прошипел он.

— Если раньше не помрешь, — бросил ему вслед Берни.

На следующее утро после переклички заключенным приказали оставаться на местах. Берни заметил, что Августин вернулся на службу. Вид у него был отрешенный, после Севильи в нем произошла перемена. Он на мгновение встретился взглядом с Берни и отвел глаза, — казалось, охранник присматривается к нему. Берни снова подумал, уж не приглянулась ли тому его задница и не потому ли он вступился за него в то утро на горе. «Лучшие времена» — так сказал Августин. Берни едва не рассмеялся во все горло.

Двое охранников приволокли Пабло из барака с одиночными камерами к кресту, который стоял позади столовой. Берни увидел, как Августин вздохнул, будто от усталости. Пабло стоял рядом с крестом, от дыхания караульных в воздухе клубился пар. Аранда прошагал к ним, похлопывая себя стеком по бедру. Отец Хайме и отец Эдуардо были с ним, кутались в свои тяжелые черные накидки. Они стояли рядом с Арандой на помосте во время переклички: первый — холодный и мрачный, второй — с поникшей головой. Все трое остановились перед Пабло. Аранда повернулся и обратился к заключенным:

— Ваш товарищ Пабло Хименес проведет день на кресте в наказание: он тайно пронес в лагерь то, что проносить не следовало. Однако сперва посмотрите вот на что.

Комендант достал из кармана раскрашенный камень и положил его на землю. Отец Хайме вышел вперед, вынул из-под накидки небольшой молоток, наклонился и ударил по фрагменту росписи — осколки разлетелись в стороны. Отец Хайме кивнул отцу Эдуардо, и тот их собрал. Старший священник спрятал молоток в карман и с удовлетворенным выражением на мрачном лице посмотрел на заключенных.

— Вот так воинствующая Церковь боролась с язычеством с самых ранних дней, — провозгласил он. — Ударами молота! Запомните это, если что-нибудь еще может удержаться в ваших тупых атеистических башках.

Он удалился, отец Эдуардо потопал следом за ним с обломками камня в руках.

Охранники веревками привязали руки Пабло к перекладине креста таким образом, чтобы земли касались только носки его ботинок, и отошли. Пабло на секунду обвис, затем приподнялся на носочках. Пытка на кресте основывалась на том, что человек не мог дышать, когда его руки растянуты в стороны над головой, если не приподнимется. Спустя несколько часов в таком положении каждое движение превращалось в страдание, но только так удавалось вдохнуть — мучительно двигаясь на кончиках пальцев вверх-вниз, вверх-вниз.