Приключения Айши

– Нет, Холли, перестань меня расспрашивать: есть тайны, о которых я могу говорить только обиняками, иносказательно – не для того, чтобы посмеяться над тобой или поставить тебя в тупик, а просто потому, что должна так поступать. Понимай, как хочешь, то, что я сказала. Атене, ты знаешь, не считает меня смертной женщиной, поэтому она и заявила, что человек и дух не могут быть вместе, и в некоторых случаях я вынуждена взвешивать ее мнение, ибо и она, и ее старый дед шаман Симбри наделены и мудростью, и даром провидения. Пусть же мой господин не настаивает, чтобы я немедленно стала его женой, о, ты даже не знаешь, как больно мне отказывать ему!

К тому же должна тебе признаться, мой старый друг, мое женское сердце не позволяет мне спокойно, не отзываясь всем своим существом, слушать мольбы человека, так горячо мною любимого. Видишь ли, я надела узду на мое желание, но все во мне обливается кровью, когда я слушаю Лео: если он не перестанет преследовать меня и словами, и пылающими взглядами, пламя может, кто знает, перекинуться и на меня, и тогда я могу натворить любые безрассудства.

Если это случится, мы вместе скатимся в пропасть страсти, вместе вступим в поток, бушующий на самом дне, и там, возможно, утонем, либо нас разнесет в разные стороны. Нет, нет, нам предстоит еще совершить недолгое путешествие, чтобы достичь моста, найденного моей мудростью, благополучно перейти через него и спокойно продолжать путь по лужайкам вечного счастья и любви.

Она замолчала, не желая продолжать этот разговор. Но самое худшее – я отнюдь не был уверен, что Она и впрямь сказала мне чистую правду или хотя бы всю правду, ибо правда для Айши так же многоцветна, как лучи, отбрасываемые гранями драгоценных камней. И мы никогда не знаем, какой своей гранью эта правда предстает перед нами: обо всех тайнах Айша говорит иносказательно, притчами, то ли так ей кажется предпочтительней, то ли Она соблюдает запреты, – и этого тоже нам не дано знать.

Я и по сей день не знаю, кто такая Айша – женщина или дух либо, как я подозреваю, их сочетание. Не знаю, каковы пределы ее могущества, верна ли эта замысловатая история о зарождении ее любви к Лео – лично я сомневаюсь в ее правдивости, – или это только аллегория, плод ее фантазии: в каких-то своих целях Она воспроизвела эту аллегорию на огненной завесе, так, по крайней мере, Она намекнула.

Не знаю, в самом ли деле Она была стара и безобразна, когда мы впервые увидели ее на Горе, или Она приняла такой облик, чтобы испытать своего возлюбленного. Несмотря на свидетельство Ороса, вполне возможно, вынужденное, я не знаю, действительно ли ее дух вселился в тело мертвой настоятельницы, действительно ли после того, как Она погибла такой жалкой смертью, ее тело и душа перенеслись из пещер Кора на эту горную вершину.

Я не знаю, почему при всем своем сверхъестественном могуществе Она не отыскала нас там, где мы находились, и мы вынуждены были странствовать много мучительно долгих лет, чтобы ее найти, хотя я и предполагаю, что некая Высшая Сила позволяла ей незримо сопровождать нас, наблюдая каждый наш шаг, читая каждую нашу мысль, пока в назначенный судьбой час мы не достигли назначенного судьбой места. Есть и еще многое другое, что мучает меня своей неразгаданностью, но я не хочу отвлекаться от главной темы.

Короче, я не знаю ничего, кроме того, что моя жизнь тесно переплетена с одной из величайших тайн мира, что удивительное существо по имени Айша сумело постичь секрет жизни, хранимый неведомой Силой; что Она утверждает – тут мы должны верить ей на слово, доказательств никаких нет, – будто обрести бессмертие можно омовением в некой субстанции, жидкой или парообразной, либо в эманации; что Она одержима страстью, не очень легко объяснимой, но ужасающе бурной и бессмертной по своей природе, и эта страсть сосредоточена на одном-единственном человеке; что разгневанная Судьба пользуется этой страстью, чтобы карать ее снова, снова и снова, превращая бессчетные дни ее жизни в тягчайшее бремя, ввергая ее – со всем ее могуществом и мудростью, которая все ведает, но ничего не может предвидеть, – в бездну такого отчаяния, нетерпения и разочарования, каких – хвала Всевышнему! – никогда не приходится испытывать нам, простым смертным.

Что до всего прочего, то каждый читатель этой книги, если, конечно, она увидит свет, может составить свое собственное мнение об этой истории, ее правильном истолковании и значении. Все это, а также какие роли в описываемых событиях предназначались Атене и мне, я надеюсь вскоре узнать, хотя и не здесь.

Как я уже говорил, в результате всего этого Айша терзалась постоянной тревогой за Лео. Все его желания, за исключением одного, самого главного, неизменно выполнялись и даже предупреждались. В частности, его никогда больше не просили принимать участие в храмовых церемониях, хотя, в сущности, религия, исповедуемая Общиной, если снять с нее покров обрядности и мистических символов, оказалась чистой и достаточно безобидной. То был некий разжиженный вариант культа Осириса и Исиды, заимствованный из Древнего Египта, с примесью типичной для Центральной Азии веры в переселение или перевоплощение души и конечное слияние с Божеством путем благочестивых размышлений и праведной жизни.

И настоятельницу, и Оракула чтили только как представителей Божества, мирские же цели Общины сводились к свершению благих дел; справедливости ради следует, однако, добавить, что Община все еще сожалела о своей утраченной власти над Калуном. Члены Общины содержали дома для больных, а в долгие и суровые зимы, когда горные племена нередко оказывались на краю голодной смерти, щедро делились с ними своими припасами.

Лео любил бывать вместе с Айшей, и все вечера мы проводили в ее обществе, да и днем почти не разлучались, но в конце концов Айша заметила, что такая праздная жизнь плохо сказывается на здоровье Лео, за долгие годы странствий привыкшего к трудной жизни на открытом воздухе. Как только Айша поняла это, Она – преодолевая свои всегдашние опасения, как бы с ним не случилось какой-нибудь беды, – стала настаивать, чтобы он занялся охотой на диких овец и каменных козлов, которые в изобилии водились на отрогах Горы; Она поручила его заботе вождей и охотников племен, с которыми таким образом он хорошо познакомился. В эти охотничьи походы я сопровождал его редко, так как рука моя все еще побаливала и до полного заживления нуждалась в покое.

Но беда все же случилась. Однажды я сидел в саду с Айшей. Подперев голову рукой, Она задумчиво смотрела куда-то вдаль, на горные снега, и в ее больших глазах, словно облачка, гонимые ветром по небу, или сны в голове у спящего, стремительно проносились отблески мыслей. В этот миг Она была изумительно, невыразимо прекрасна: просто смотреть на нее было упоительным блаженством. Я подумал, что ее красота, подобная красоте легендарной Елены, а это был лишь один из ее многочисленных даров, могла бы причинить безграничные страдания, если бы было позволено явить ее миру. Глядя на Айшу, человечество лишилось бы рассудка: мужчины – от любви, а женщины – от ревности и злобы.

Но в чем заключается ее необычайное очарование? Да, у нее безупречно прекрасные лицо и фигура, но тут у нее могут быть соперницы. Значит, ее очарование не только в них и не столько в них, сколько в сладостной тайне, таящейся в ее чертах, особенно в бездонных глазах, которые меняются в зависимости от настроения. Ту же тайну, но не столь впечатляющую, можно заметить на лицах лучших творений греческих ваятелей; Айшу же она обволакивала, словно нетающее облако, придавая ее красоте что-то не от мира сего, что-то божественное.

В подобных размышлениях я все любовался и любовался ею, как вдруг Она сильно разволновалась и, показывая на отрог Горы, за много-много миль от нас, воскликнула:

– Смотри!

Я пристально смотрел, но не видел ничего, кроме однообразно белой снежной пелены.

– Слепец и глупец! Неужто ты не видишь, что мой господин в смертельной опасности?.. Совсем забыла, ты же не ясновидец. Сейчас все увидишь, смотри! – Айша положила ладонь на мою голову, и всего меня пронизал странный, вызывающий онемение ток. Затем Она что-то быстро забормотала.

Мои глаза широко открылись, и уже не на отдаленном отроге Горы, а совсем рядом, прямо перед собой, я увидел Лео, катающегося в схватке с большим снежным барсом; вокруг них бегали вождь и охотники, ища удобного случая поразить копьем свирепого зверя, не задев при этом Лео, – так тесно они сплелись.

Онемев от ужаса, Айша качалась взад и вперед, пока не наступила развязка: Лео вонзил свой длинный охотничий кинжал в брюхо барсу, который сразу обмяк, выпустил его из когтей, несколько раз дернулся на окровавленном снегу и затих. Лео встал, с улыбкой показывая на свои разодранные одежды, один из охотников подошел к нему и стал перевязывать раны на руках и бедре полосками льняной ткани, оторванными от его нижнего белья.