Напрасно Маркиз кричал: «Я здесь, с вами!» Его слова заглушал все нарастающий ропот горцев, твердивших одно и то же: «Красной мантии больше нет с нами!.. Бог оставил нас!..»
Напрасно и Лакюзон ходил от одного к другому, стараясь разубедить своих бойцов. Суеверный страх, поразивший горцев, сделал их глухими. Они уже не слышали голоса своего командира.
– Что же делать, господи, что делать? – спросил священника капитан.
– Есть только один выход, – живо отвечал тот, – показаться всем в красной мантии.
– Но как?
– Вели зажечь факелы и командуй «на штурм!». Я первым полезу на стену, и тогда, если будет угодно Богу, они все меня увидят.
– Верно, – отозвался Лакюзон, – но тогда и серые вас увидят.
– Не это сейчас важно!
– Вы станете отличной мишенью – на вас тут же обрушится град свинца!
– Неважно! – повторил Маркиз.
И с улыбкой прибавил:
– Ты же знаешь, в красной мантии я неуязвим!
Лакюзон, с тяжелым сердцем и недобрыми предчувствиями, тем не менее внял воле священника.
Он велел зажечь факелы, и, когда их пламя осветило алую мантию Маркиза и горцы, воспрянув духом, дружно закричали от радости, капитан скомандовал «на штурм!».
Воины-повстанцы, в чьих сердцах полное, холодное отчаяние сменилось неудержимым, горячим задором, ринулись к лестницам. Свщенник – первый, Лакюзон – следом за ним.
Из высоких окон замка и бойниц крепостной стены послышался ужасающий грохот.
– Гасить факелы! – крикнул Маркиз. – И вперед! За Лакюзона! За Лакюзона!..
– За Лакюзона! – подхватили горцы и, воодушевленные воинственным кличем, с неудержимой стремительностью полезли на крепостную стену.
Но священник не смог последовать за ними: он упал на руки Лакюзона и Гарба.
– Вы ранены, отец мой? – с тревогой вопросил капитан.