Я пробормотал слова сочувствия. Честнее Харриса нет старика на свете, но его рассказы ужасно ограничены этим обстоятельством; в то время как рассказы Билла зависят только от его воображения.
— Давно это было, лет пятнадцать назад, — начал Билл, между делом засовывая кусок прессованного табака за щеку, так чтобы он не мешал говорить, — я служил тогда на Ласточке, барке, мы торговали везде, где могли достать товар. В тот раз мы направлялись из Лондона на Ямайку со сборным грузом.
Начиналось наше плавание превосходно. Нас отбуксировали из доков Святой Екатерины сюда, в Нор, и оставили на попечение сильного ветра, который буквально погнал нас вниз по каналу и далее в Атлантику. Все говорили, как удачно мы идем и как быстро достигнем места назначения, а первый помощник находился в таком прекрасном настроении, что из него веревки можно было вить. Шли мы этак беззаботно дней десять, как вдруг все изменилось. Однажды ночью я стоял у штурвала со вторым помощником, когда капитан, звали его Браун, поднялся, какой-то сконфуженный, и некоторое время глядел на нас, не говоря ни слова. Поразмыслив, он начал:
«Мистер Макмиллан, со мной случилось что-то невиданное, и я не знаю, как поступить».
«Да, сэр?» — говорит Макмиллан.
«Трижды за ночь меня разбудило нечто, крича прямо в ухо: “Курс на северо-запад!” — торжественным голосом произносит капитан. — “Курс на северо-запад!” — и только! Сначала я уж подумал, что кто-то влез в мою каюту; я обыскал ее с палкой в руке; трижды раздавался голос, но в каюте никто не прятался.
«Так ведь это сверхъестественное предупреждение», — говорит второй помощник. Его двоюродный дед обладал даром предвидения и был самым непопулярным человеком в семье, потому что всегда знал, чего ожидать, и строил свои планы в соответствии с этим.
«Вот что я думаю, — говорит капитан. — Там несколько бедолаг, потерпевших кораблекрушение. Им нужно помочь».
«Это очень рисково, — говорит Макмиллан. — Я бы советовал пригласить сюда первого помощника».
«Билл, — скомандовал капитан, — спустись и скажи мистеру Сэлмону, что у меня есть к нему дело».
Ну что же, я спустился и вызвал первого помощника, и как только объяснил ему, зачем его разыскивают, он сразу же разразился невероятно грязной руганью и ударил меня. Он выбежал на палубу прямо в штанах и носках. Это было верхом неуважения к капитану, но помощник вышел из себя и не ведал, что творит.
«Мистер Сэлмон, — серьезно начал капитан, — я только что получил самое серьезное предупреждение, и я хочу…»
«Я знаю», — хрипло ответил помощник.
«Что! Вы тоже это слышали? — воскликнул удивленный капитан. — Три раза?»
«Я слышал это от него, — ответил помощник, указывая на меня. — Это всего лишь ночной кошмар, сэр, ночной кошмар».
«Это не было сном, сэр, — ответил капитан, начиная злиться, — и если я услышу это снова, то изменю курс корабля».
Скажем, первый помощник взбесился. Он чуть не обругал капитана, но знал, что это нарушение дисциплины. Я понимал, каково ему, но знал и то, что, если помощник ничего не предпримет, ему будет еще хуже. Такой уж он был человек — все принимал близко к сердцу. Он отошел в сторону и ненадолго склонил голову над бортом. Когда он вернулся, то уже несколько успокоился.
«Вы больше не услышите этих слов, сэр, — сказал он. — Не ложитесь спать сегодня. Взбодритесь, и мы сыграем в карты, а утром вы примете хорошую крепкую дозу ревеня. Не омрачайте одно из лучших плаваний, которые у нас когда-либо были, скупясь на грошовый ревень», — почти молил он.
«Мистер Сэлмон, — возразил разгневанный капитан, — я ни в коем случае не буду бросать вызов провидению, уж тем более таким образом. Я буду спать, как обычно, а что касается вашей болтовни, — говорит капитан, доводя себя до исступления, — черт возьми, сэр, да я… да я накачаю ревенем всю команду, от первого помощника до юнги, если замечу в ком-нибудь хоть малейшее неуважение».
Так Сэлмон, теряя голову от злости, спускается вниз, за ним следует капитан, а Макмиллан приходит в такое волнение, что даже заговаривает об этом со мной. Через полчаса на палубу снова прибегает капитан.