Обезьянья лапка

«Мистер Макмиллан, — кричит он, — держите курс на северо-запад до дальнейших распоряжений. Я опять слышал голос, и на сей раз у меня чуть не лопнули барабанные перепонки!»

Курс корабля изменили, старик, проверив его, опять ушел спать; почти сразу после того, как пробило восемь, пришла моя смена. Меня не было на палубе, когда поднялся первый помощник, но те, кто там находился, рассказывали потом, что он принял это очень спокойно. Он не проронил ни единого слова, только сел на корму и надул щеки.

Как только рассвело, капитан вышел на палубу с биноклем. Он приказал матросам взобраться на мачту и хорошенько осмотреться, а сам все утро был как на иголках.

«Сколько мы будем идти этим курсом, сэр?» — спросил Сэлмон около десяти часов утра.

«Я еще не решил, сэр», — с важностью ответил капитан; мне же показалось, что вид у него довольно-таки безумный.

В двенадцать часов дня первый помощник начал покашливать, и каждый раз, когда он покашливал, казалось, воздействовал на капитана, выводя его из себя все больше и больше. Макмиллан уже не казался таким взбудораженным, как прошлой ночью, и я видел, что капитан, судя по всему, искал малейшего предлога, чтобы вернуться к прежнему курсу.

«Какой у вас отвратительный, неприятный кашель, мистер Сэлмон», — заметил капитан, пристально глядя на помощника.

«Да, омерзительный, надоедливый кашель, сэр, — согласился тот. — Он меня очень беспокоит. Вся эта затея — как кость в горле», — добавил он.

Капитан сглотнул и ушел, но через минуту вернулся и сказал:

«Мистер Сэлмон, мне было бы очень жаль потерять такого ценного помощника, как вы, даже для того, чтобы оказать помощь другим. Ваш кашель мне совершенно не нравится, и, если вы действительно думаете, что он появился, потому что мы изменили курс, что ж, я прикажу повернуть назад».

— Ну, помощник любезно поблагодарил капитана, и тот как раз собирался дать соответствующее распоряжение, когда один из матросов с мачты внезапно закричал:

«Эй, на корабле! Маленькая лодка по левому борту!»

Капитан дернулся, как будто в него выстрелили, и побежал вверх по такелажу со своим биноклем. Он почти сразу спустился обратно к нам; лицо его горело от волнения и радости.

«Мистер Сэлмон, — объявил он, — вон маленькая лодка с рейковым парусом посреди Атлантического океана, с несчастным на борту. Что вы теперь думаете о моем предупреждении?»

Помощник поначалу ничего не ответил, принялся смотреть в бинокль, а когда закончил, каждому из нас стало ясно, что его уважение к капитану заметно возросло.

«Это чудо, сэр, — проговорил он, — я запомню его на всю жизнь. Надо думать, что вы были выбраны свыше для этого доброго дела».

Я никогда раньше не слышал, чтобы первый помощник так разговаривал, за исключением одного раза, когда он пьяный упал за борт и застрял в грязи Темзы. Он сказал тогда, что его спасло провидение, но так как в то время, согласно таблице, начался отлив, то, по-моему, провидение было ни при чем. Он волновался не меньше других, сам сел за штурвал и направил корабль к шлюпке, а когда она приблизилась, мы спустили свою шлюпку, погрузились в нее вместе со вторым помощником и еще тремя матросами и стали грести так, чтобы выйти навстречу терпящим бедствие.

«Не обращайте внимания на лодку, нечего с ней возиться, — крикнул нам вдогонку капитан, — спасайте людей!»

— Честно скажу, что Макмиллан прекрасно управлял лодкой, и мы двигались вдоль борта настолько ловко, насколько возможно. Двое из нас опустили весла и крепко ухватились за нее, а потом увидели, что это обычная лодка, частично покрытая палубой, в проеме которой виднеются голова и плечи мужчины, крепко спящего и издающего храп, похожий на громовые раскаты.

«Бедолага, — посетовал Макмиллан, поднимаясь на ноги, — посмотрите, как он истощен».