Обезьянья лапка

Он пошел нестройным шагом по дороге, а два его друга, которым простые правила морской жизни не позволяли оставить товарища в таком состоянии, побрели за ним, ворча и ругаясь. Около получаса они следовали по тихим улочкам городка. Дик с трудом сдерживал нетерпение, когда дородный моряк время от времени наклонялся и тщательно осматривал пороги дверей и другие подходящие места, где мог бы скрываться пропавший человек. Наконец он остановился перед маленьким домиком, сделал несколько шагов, вернулся и вдруг решительно направился прямо к крыльцу.

— Держи его, кок! — заорал Дик, обхватив того за пояс.

Кок обхватил Сэма за шею, и двое мужчин, тяжело дыша, оттащили его от двери.

— Сейчас же идем на борт, старый ты дурак! — крикнул Дик, теряя самообладание. — Хватит уже с нас твоих шуток.

— Отп-пусти, — пробормотал Сэм, отбиваясь.

— Тогда оставь колотушку в покое, — предупредил его Дик.

— Он вон там! — воскликнул Сэм, многозначительно кивая в сторону дома.

— А ну вернись, старый ты дурак! — повторил Дик. — Тебе нельзя пить ничего крепче молока.

— Слушай, кок, под-держи-ка пиджак! — вдруг попросил Сэм с подозрительной настойчивостью.

— Не глупи, Сэм! — взмолился кок.

— Подержи мой пиджак, — надменно повторил Сэм.

— Ты сам прекрасно знаешь, что никакого пиджака на тебе нет, — упрашивал его повар. — Разве ты не видишь, что это фуфайка? Ты, может, и пьян, но не настолько же!

— Ладно, подержи меня, пока я ее снимаю, — вразумившись, предложил Сэм.

И, вопреки собственному здравому смыслу, повар стал поддерживать упитанного моряка, пока тот раздевался; Дик дождался, когда предмет одежды — к слову, довольно тесный — не оказался у Сэма на голове, и тогда, оттолкнув кока, он схватил свою жертву и стал медленно раскручивать ее посреди мостовой.

— Трижды покрутись на месте и лови, кого сможешь, — безжалостно приговаривал он. — Ну ладно, садись.

Он опустил Сэма на мостовую и в сопровождении кока зашагал прочь, оставив приятеля на произвол судьбы. Оглянувшись в последний раз, они увидели, как тучный, крепкий моряк, запутавшись в фуфайке, совершает судорожные движения загадочной природы в попытке высвободиться, изъясняясь в выражениях, которые даже сквозь толстую ткань указанного выше предмета одежды не утратили своей исключительной точности и выразительности. Наконец он высвободился, со злостью бросил фуфайку на землю, поднял ее и, держа под мышкой, зигзагами направился обратно к кораблю.

На следующее утро он не совсем ясно представлял себе, что произошло вчера вечером, но, смутно припоминая нанесенную ему обиду, обращался с Диком и коком подчеркнуто холодно вплоть до момента, когда на палубе закипела работа. Выгрузка цемента сильно изматывает, и тучный моряк охотно смягчился, когда повар позвал его в камбуз и угостил чашкой холодного кофе, оставшегося на следующее утро после шкиперского завтрака.

Кок вымыл чашки и, предпочтя кухонной жаре пыльную палубу, уселся там чистить картошку. Такая работа особенно располагает к размышлениям. Задумчиво глядя на берег, он мысленно вернулся к капитану Гетингу и лучшему способу его найти. Ясно было, что снимок должен сыграть важную роль в поисках, поэтому повар, загоревшись новой идеей, оставил картофель и спустился за фотографией. Найдя ее на полке в каюте шкипера, он прошел по палубе и ступил на берег.

От первых трех человек, с которыми он заговорил, кок не получил никаких сведений. Все они с интересом рассматривали фото, высказывали о нем свое мнение, по большей части неблагосклонное, но единогласно признавали, что в Бриттлси никого похожего нет. Он уж совсем было решил бросить эту неблагодарную работу и вернуться на судно, когда увидел старого рыбака, который стоял, облокотившись о фонарный столб.

— Славный выдался день, дружище, — проговорил повар.