Обезьянья лапка

22
18
20
22
24
26
28
30

Пока «Чайка», экипаж которой был не совсем уверен, куда ему встать на якорь, заходила в гавань, город начал постепенно просыпаться. Похожие на моряков мужчины в мешковатых штанах и обтягивающих фуфайках медленно выходили на набережную и задумчиво смотрели на воду или же яростно кричали на других мужчин, которые садились в маленькие лодки, чтобы вычерпать из них воду ржавыми банками. После долгих выкриков и противоречивых советов «Чайка» наконец добилась от пары зевак точных сведений о дне и благополучно встала на якорь.

Груз — очень небольшой — был выгружен к трем часам дня, и команда, заменив люки и приведя себя в порядок, вместе сошла на берег. Генри тоже получил приглашение — которое он холодно отклонил — пойти с ними.

Шкипер уже отправился на берег, и юнга, некоторое время терпевший остроты штурмана, конечно, на тему яблок, тоже решил уйти.

Некоторое время он бесцельно бродил по городу, засунув руки в карманы. Сезон подходил к концу, но несколько отдыхающих прогуливались по площади или осторожно пробирались вдоль унылого мола, чтобы в полной мере насладиться морским воздухом. Безучастно наблюдая за этими и другими интересными объектами на морском берегу, мальчик брел дальше, пока не оказался у расположенного неподалеку курортного городка Оверкорт.

Площадь заканчивалась двумя лестницами, одна из которых вела на пляж, а другая — к дороге и скалам. Для людей, которым не было дела ни до того, ни до другого, предусмотрительные местные власти поставили длинную скамейку, и Генри расположился на ней, со снисходительностью старшего поколения наблюдая за ребяческими забавами детей внизу. Он сидел так уже некоторое время, как вдруг его взгляд привлек один старик, который шел по пляжу к лестнице. Дойдя до подножия мола, он скрылся из виду, но вскоре над поручнем показалась его жилистая рука, а за ней суконная кепка, и Генри с внезапным интересом отметил про себя, что лицо старика сильно напоминает лицо человека с затертой фотографии, которая лежит у них в кубрике.

Не подозревая о диком волнении, которое охватило мальчугана, старик присел рядом, чтобы отдышаться.

— Нет ли у вас… как, стало быть, ее… ну… спички? — дрожащим голосом произнес Генри, тщетно пытаясь говорить спокойно.

— Молод ты еще, чтобы курить, — ответил старик, повернувшись и посмотрев на него.

В любое другое время, с любым другим человеком, Генри ответил бы на это грубостью, но чрезвычайная важность исхода разговора, который зависел от его вежливости, сдержала его.

— Я нахожу, что курение успокаивает, — заявил он со всей серьезностью, — когда я выматываюсь или тревожусь.

Старик посмотрел на него с нескрываемым удивлением, и мрачная улыбка мелькнула в уголках его губ, заросших седой щетиной.

— Если бы ты был моим сыном, — резко бросил он, вытаскивая большим и указательным пальцами из кармана жилета потертую шведскую спичку, — знаешь, что бы я с тобой сделал?

— Заставили бы бросить? — с улыбкой осмелился спросить Генри.

— Именно так, — проговорил старик и поднялся.

— А сколько вам было, когда вы начали курить? — спросил юнга.

— Примерно твоего возраста, наверное, — медленно произнес старик. — Только я был гораздо крупнее твоего. Такому коротышке, как ты, курить вообще не положено.

Генри натянуто улыбнулся, успокаивая себя тем, что пять фунтов того стоят.

— Не хотите ли трубочку? — спросил он, протягивая ему свой вычурный кисет.

— Чтоб тебя! — вдруг слабо огрызнулся старик. — Если мне нужен будет твой табак, я сам у тебя попрошу.

— Не обижайтесь, — поспешно сказал юнга. — Не обижайтесь, пожалуйста! Просто я дешево его купил, а наши ребята говорят, что меня надули. Вот и хотел, чтобы вы посмотрели.