Посреди комнаты вовсю бурлил самогонный аппарат.
- Так вот какие верши ты ходил проверять рано утром в четверг. Так, что ли, Дайнис? - энергично шагнул вперед Розниек.
Дайнис, опустив глаза, покраснел еще больше, но молчал.
- Кому ты нес в то утро самогон? - продолжал Каркл начатый допрос. - Где спрятал его по дороге?
Вопрос прозвучал столь грозно, что оставить его без ответа Дайнис не решился.
- Родителям и дяде Екабу, - промямлил он!
- Давай, давай, рассказывай, не стесняйся. Скажи, сколько сивухи перетаскал леспромхозовцам в то утро и раньше? Почему занимался подобным промыслом? Сколько тебе Лаурпетерис за это платил? Говори, говори, не отмалчивайся. А не то упрячем куда положено, там у тебя язык быстро развяжется.
- А… мне рассказывать нечего, - заикаясь, пробурчал подросток. - Я и в тот раз хотел прокурору рассказать, только побоялся, - поглядел он в сторону Ошиня и Лаурпетериса.
- Это в какой же «тот раз»? - усмехнулся Розниек. - Уж не в тот ли, когда в лес удрал от прокурора Кубулиса?
- Я не удирал.
- А как еще назвать эту игру в прятки?
- Услышал шаги… Какой-то человек шел как раз в ту сторону, где я спрятал утром в кустах самогон… Вот и побежал поглядеть, не наткнулся ли он на бутылки.
- Но ведь этим человеком был Ошинь?
- Откуда я мог заранее знать. Отдал ему самогон и вернулся к прокурору. Я вам все расскажу. Все, все…
- А что скажет Лаурпетерис?
Лаурпетерис переминался с ноги на ногу.
- Нечем мне козырять. Застукали, значит, судите. Чего много говорить.
Ошинь окинул обоих уничтожающим взглядом и презрительно отвернулся.
Розниек присел на табурет рядом с самогонным аппаратом.
- Судить вас будут, можете не сомневаться. И не. только за самогон, но и за то, что совратили несовершеннолетнего на преступление и пьянство. В нашем кодексе статья на сей счет имеется. А Ошинь что скажет?