Сын за сына

Майлз пожал плечами. Уве спародировал его движение, нарочито и театрально.

– Ты можешь и лучше, Майлз, – сказал Томми.

– А это имеет значение?

– Конечно, имеет!

– Это был вынужденный шаг.

Уве закрыл рот рукой и сделал большие глаза.

Томми раздраженно покосился на него, потом снова обратился к Майлзу:

– Почему вынужденный?

– Рост.

– Чего?

– Рост, личностный рост. Я встретил любовь, – буркнул Майлз.

На лице Томми читалось отвращение. Уве у него за спиной разыгрывал невероятное удивление.

– Потом я чуть не погиб в автокатастрофе, – добавил Майлз. – Тогда ко мне пришло что-то вроде виде́ния.

Уве вовсю гримасничал: закрывал лицо как при аварии, изображал испуг, потом стал Иисусом на кресте.

Майлз большим пальцем левой руки показал на труп Линдгрена:

– А потом пришел он и все разрушил.

Уве сделал грустное клоунское лицо, прижав обе ладони к сердцу.

Томми раздражала пантомима, которую он видел боковым зрением.

– Хватит уже, Уве! – рявкул он.

Тот замер, как герой комиксов с преувеличенно печальным лицом; уголки его губ опустились, плечи поднялись. Он тяжелым шагом подошел к Линдгрену; походка его стала легче, спина прямее. Наконец Уве полностью выпрямился и спокойно встал около трупа.