Танцующий горностай

22
18
20
22
24
26
28
30

Семья действительно состояла из пяти человек, тут первоначальные сведения оказались верными.

Максим Максаков редко бывал дома. Он уезжал ранним утром и возвращался поздним вечером, а то и вовсе через несколько дней. Порой он работал даже по выходным, он будто спешил куда-то и не позволял себе остановиться. А может, действительно спешил? Он выглядел нездоровым – и лучше не становилось. Он почти всегда хмурился, с окружающими разговаривал редко и мало. Он порой позволял дочери и сыну себя обнимать, но сам никогда не искал их внимания.

Жене он тоже уделял мало внимания, однако Веру это не обижало. Большую часть времени хозяйка дома казалась отстраненной, будто заблудившейся в собственных мыслях. Казалось: она делает то, что должна, по инерции. На самом деле она не рада была находиться в этом роскошном доме.

Ян уже поделился с сестрой теорией о том, как много Вера сделала, чтобы получить это богатство. Вот только соглашаться Александра не спешила. Вера не выглядела как человек, который торжествует из-за нелегкой победы или даже наслаждается жизнью. При этом в пользу версии брата говорило то, что Максакова была неизменно холодна со своим сыном. Она не только при посторонних, она вообще никогда не обнимала его и не целовала. По крайней мере, Александра такого ни разу не видела. Но выводов она не делала, чтобы не запутаться раньше срока.

Да и потом, Вера тоже здоровьем не блистала. Но если ее муж казался в целом изможденным, то в ее случае проявлялись вполне конкретные симптомы. Вера порой кашляла сухо и надрывно, останавливалась, опираясь на дерево, чтобы отдышаться, прижимала к лицу носовой платок, чтобы унять кровотечение. Александра пока наблюдала за ней слишком мало, она не бралась сказать, насколько все серьезно. Она надеялась, что появится возможность расспросить обо всем соседей.

Старшая сестра Максима, Елизавета Сурначева, действительно жила в этом же доме. Она была совсем не похожа на своего изможденного болезненного брата. Елизавета, рослая, крупная, пышущая здоровьем, постоянно пребывала в хорошем настроении и ладила со всеми без исключения – даже с теми, кто не ладил друг с другом. Она мирила поссорившихся, устраняла проблемы и утешала обиженных. Похоже, к ее присутствию настолько привыкли, что иную жизнь не представляли.

– Все равно странно, – указал Ян, когда сестра рассказывала ему об этом. – Сколько ей там лет, пятьдесят?

– Пятьдесят пять, она на год старше Максима.

– В таком возрасте своя жизнь должна быть!

– Нет у нее своей жизни. Да и, насколько я поняла, не было никогда. Соседи считают ее старой девой, слишком нервной, чтобы жить самостоятельно. Ну а прицепиться ей не к кому, у нее всегда только брат был.

– Подожди, так она же Сурганова или как-то так…

– Сурначева, – подсказала Александра.

– Все равно другая фамилия. Если она старая дева, ей разве не полагается Максаковой быть?

– Она несколько лет назад добровольно сменила фамилию – взяла девичью матери. Видимо, и до нее дошла болтовня про старую деву.

– И что, это повод фамилию менять?

– Как оказалось, да.

Елизавета работала – причем с братом, если информация соседей была верна. Однако она проводила в офисе гораздо меньше времени. Она часто помогала семье, все указывало на то, что у нее хорошие отношения с невесткой и племянниками.

Татьяна, старшая дочь Максима, редко покидала дом. Она гуляла по поселку – но не более того. Никто за ней не следил, она сама хорошо знала, что ей дозволено и когда нужно вернуться. Ограничения ее не тяготили, она всегда выглядела жизнерадостной и вполне искренне улыбалась миру. Она любила всех, хотя это не всегда было взаимно. Ее с готовностью принимали такой, какая она есть, только два человека – Елизавета и Тимур. Вот они как раз охотно ее обнимали и не раздражались, если она чего-то не понимала. Вера старалась лишний раз с падчерицей не пересекаться, даже не видеть ее, если получится. Максим был сдержан с дочерью – как и со всеми вокруг.

Александра не отказалась бы побеседовать с девушкой, в первую очередь – расспросить о смерти матери. Но пока она даже в теории не представляла, возможно ли это.

И был Тимур. Постоянный центр внимания, тот, из-за кого все началось. Мальчик чувствовал себя в доме абсолютно свободно – как и полагалось на своей территории. Он вел себя одинаково независимо от того, наблюдали за ним или нет. Его отпускали в школу, не беспокоясь о том, что он кому скажет. Он боролся за внимание родителей, его заметно обижала их отстраненность.