Танцующий горностай

22
18
20
22
24
26
28
30

– Она чувствует, – спокойно возразил Ян.

– Не обижайся, но Александра думает иначе…

– Вы обе не обижайтесь, но из всех сфер жизни эта, пожалуй, единственная, в которой мне плевать, что думает Александра.

Он не пытался джентльменски защитить женщину, с которой делил постель, он знал, о чем говорил. С эмоциями у Евы и правда были проблемы – а это подразумевало и полное отсутствие того, что принято называть совестью, и смещенное представление о добре и зле как таковых. Но в своем странном, ей одном понятном мире она и чувствовала, и расставляла приоритеты насчет того, что можно и нельзя делать. Этого пока было достаточно.

Зато умом она превосходила всех, кого знал Ян. Возможно, это тоже было частью болезни. А может, свобода от эмоций давала ей возможность думать там, где другие начинали переживать. Порой Ева напоминала ему компьютер, который анализировал ситуацию беспристрастно, извлекая из памяти невообразимые объемы данных.

Сейчас это могло оказаться особенно ценным: Ян понимал, что и он, и Александра слишком сочувствуют ребенку из скульптуры, это влияет на их выводы. Ева могла предоставить столь необходимый свежий взгляд, поэтому он рассказал ей все, что знал. Про взрыв машины упомянул между делом. Ева просто кивнула, однако было бы странно, если бы она начала причитать и метаться.

– Две спорные ситуации, – заявила она, когда Ян закончил. – Более важна для тебя та, что с Беленковым. Я согласна с тобой в предварительном выводе: это не личное. Тебя подставляют не ради результата, просто это удобно. Кто угодно бы так поступил при заданных цели и средствах.

– Да уж… кто угодно.

– В этом направлении пока не двигайся. Ты просто растратишь силы зря. Тот, кто преследует Беленкова, должен был допустить, что ты обратишь на него внимание. Или он сделал все, чтобы ты на него не вышел. Или продумал план того, как окончательно натравить на тебя Беленкова, если ты подберешься слишком близко. Иногда не делать – лучшее действие.

– Я этим лучшим действием в последнее время слишком увлекаюсь, – признал Ян. – По мальчику тоже все непонятно…

– Почему? Понятно.

– Э… что тебе понятно?

– Вы имеете дело с гомункулом. Реагировать нужно соответствующе.

– Это ребенок, вообще-то!

Но смутить Еву таким было невозможно.

– Как биологическое существо – ребенок. Но как социальная роль – гомункул. Нечто искусственное, призванное имитировать живое и справляющееся с этим только внешне. Разве нельзя так описать ситуацию?

– Пожалуй, можно… Но какая тут может быть реакция? Мы же не знаем точно, кому это выгодно, какая цель…

– И не узнаете, не сейчас так точно. Поэтому ищите того, кто сделал. Я упомянула гомункула не от большой любви к метафорам. Просто его тяжело было сделать. Даже в легендах не каждый алхимик мог. Но тот, который мог, гордился своим созданием и следил за ним. Теперь ты понимаешь?

– Да… Да, кажется, понимаю.

В общении с Евой определенно наметился прогресс: раньше она вообще не отвечала, если считала, что он должен соображать сам. Теперь же она перешла на уровень запутанных подсказок. Но порой Яну удавалось склеить из них что-нибудь путное.