Сели у этой злополучной лодки, прижались друг к другу и замолчали. Никто не решался заговорить первым. Шурка потому, что сказать мог только единственное — «Ну что, поплыли?» Иван молчал, потому что боялся: если он откажется плыть, Шурка его засмеет или обругает. Или еще хуже — поплывет один.
Сидеть и молчать становилось уже стыдно, но оба как в рот воды набрали.
«Утонем! — в ужасе думал Иван. — И утром найдут где-нибудь на берегу два синих, замерзших трупа».
И тут впервые в жизни, несмотря на то что он всегда медленно и туго соображал, ему пришла в голову спасительная мысль.
— Шурка, — тихо сказал Иван, — мы не доплывем сейчас, замерзнем. Давай зайдем в сторожку и скажем, что опоздали на последний автобус, а ночевать нам негде. Согреемся, а ночью, когда сторож заснет, выйдем и поплывем.
И подумал: «Только бы в сторожку зайти, а там видно будет. Ляжем спать, а если Шурка захочет снова идти, я его не пущу».
— Пожалуй, ты прав, — сказал Шурка. В душе он страшно обрадовался. Ему захотелось обнять Ивана и расцеловать. Они были спасены!
Сторож, которого они недавно так панически испугались, казался сейчас милым и добродушным старичком. Шурка представлял его так: длинная седая борода, прокуренные усы и двустволка за плечами. Мохнатые, как у деда-мороза, брови. Тулуп и рыжие, необъятные валенки.
В избушке горел свет. Иван робко постучал.
— Стучи сильнее, — приказал Шурка. — Не слышит.
Им не открывали.
Шурка заколотил в дверь ногой. Неожиданно свет в избушке погас. В сенях что-то зашуршало, как будто возились крысы, и послышались звуки, похожие на всхлипы.
— Откройте! — громко крикнул Шурка. — Мы опоздали на последний автобус!
— Нам негде ночевать, — добавил Иван. — Мы замерзли.
Возня за дверью прекратилась.
— А вы не воры? — спросил тоненький плачущий голос.
— Девчонка! — изумился Шурка. — И кажется, маленькая.
— Мы не воры, — доказывал Иван, — мы школьники.
— Мне мамка не велела открывать, — пропищало за дверью.
— А где твоя мамка? — обозлился Шурка. — Пусть она сама подойдет, люди ведь замерзают.