— Пожалуйте ужинать, — пропела она.
На столе белел тетрадный листок в косую линейку, исчерченный крупными каракулями. Видно, Анька училась писать. Шурка взял листок. На нем плясали угловатые печатные буквы: «Васка дурак».
— Кто такой Васька и почему он дурак? — спросил Шурка.
— Он нашему Шарику глаз выбил, — насупилась Анька. — Из рогатки.
На столе появилась заварка, черствый хлеб и кусок коричневой колбасы. Пока путешественники яростно жевали колбасу, запивая чаем, Анька ходила от одного к другому, как старушка покачивала головой и приговаривала:
— А проголодались-то, проголодались…
Потом открыла печку и высыпала в горящую пасть совок угля. Уголь затрещал, и из заслонки вырвался тонкий ядовитый дымок. Анька вела себя как настоящая хозяйка. Подливала в стаканы чай, деловито ощупывала носки — высохли? Взяла веник и подмела пол. Она даже не спросила, зачем приехали сюда эти двое незнакомых людей и почему им негде ночевать. Она вела себя так, будто все ей было ясно с самого начала. И что же здесь непонятного — постучались люди, попросились переночевать.
Шурка старался не смотреть на Ивана. Иван смотрел в одну точку, шумно хлебал чай и о чем-то сосредоточенно размышлял. Лоб у него собрался в гармошку, он шевелил толстыми губами.
— Ты что, одна с мамкой живешь? — наконец спросил Иван. — А где отец?
— Помер, — без выражения ответила Анька. — В речке утонул по пьяному делу.
— А если и в самом деле лодку украдут? Чего ты сидишь здесь?
— Боюсь, — Анька жалобно посмотрела на Ивана.
— Так у тебя вон ружье висит, — приставал Иван. — С ружьем ведь не страшно.
— Оно не стреляет. Веревочками связано.
— Отстань от нее, — сказал Шурка. — Я сейчас схожу проверю.
— И я с тобой, — сказал Иван.
— Не надо, сам справлюсь.
Шурка напялил фуфайку, немного подумал и снял со стены ружье.
— Оно не стреляет, — повторила Анька.
— На всякий случай, — решительно сказал Шурка. — Попугать можно.