Величественная воздушная яхта Ильдефонса летела на юг, в страну пологих холмов на окраине Асколаиса. Одни чародеи прогуливались по верхней палубе, любуясь далекими видами на плывущие в небе облака, другие оставались на нижней палубе, откуда можно было смотреть на простирающиеся снизу земли; иные, однако, предпочитали сидеть на удобных, обитых кожаными подушками скамьях внутреннего салона.
Дело шло к вечеру; почти горизонтальные лучи дневного светила создавали причудливую мозаику из красных пятен и черных теней; впереди уже виднелся Тучеворот Охмура – холм, несколько более высокий и массивный, чем другие.
Яхта приземлилась на каменной вершине, обнаженной Охмуром, часто дующим здесь западным ветром. Спустившись по трапу, чародеи прошествовали поперек кольцевой террасы в шестиугольное здание с крышей, выложенной золотисто-синей плиткой.
Риальто уже побывал однажды на Тучевороте – просто из любопытства. Пока он приближался к святилищу, плащ развевался у него за спиной под порывами Охмура. Оказавшись в вестибюле, он подождал, чтобы глаза привыкли к полутьме, после чего зашел в центральный зал.
На пьедестале покоилась Ячея: почти сферическая оболочка, в самой широкой части не больше метра в диаметре. В застекленной нише в противоположном входу конце помещения находился Персиплекс, голубая призма высотой десять сантиметров; на ее гранях изнутри был микроскопически выгравирован текст «Монстрамента». Текст проецировался призмой (достаточно крупными для прочтения символами) на поверхность вертикальной доломитовой плиты; Персиплекс был настолько заряжен магической энергией, что, если бы землетрясение или какой-либо другой удар опрокинул призму, она немедленно вернулась бы в прежнее положение, чтобы проецируемое изображение всегда оставалось безошибочным и не могло быть неправильно истолковано.
Так было всегда – так должно было быть и теперь.
Ильдефонс пересек террасу размашистыми шагами. Справа от него, выпрямившись, нарочито сдержанной походкой молча шел Хаш-Монкур; слева непрерывно болтал и жестикулировал Хуртианц. За ними торопились, явно нервничая, другие чародеи, а Риальто неспешно замыкал процессию в презрительном одиночестве.
Из вестибюля все сразу проходили в центральный зал. Риальто еще не успел туда войти, как услышал громкий возглас чем-то шокированного Хаш-Монкура; за этим возгласом последовали другие – чародеев что-то потрясло или возмутило.
Риальто протиснулся вперед: в зале все оставалось почти таким же, как во время его предыдущего визита: на пьедестале стояла Ячея Правосудия, в нише светилась призма Персиплекса и текст «Монстрамента» отображался на доломитовой плите. Заметная разница, однако, заключалась в том, что в этот раз текст «Голубых принципов» проецировался на плиту в зеркальном отображении.
В голове Риальто внезапно мелькнула догадка, и в тот же момент Ильдефонс взревел:
– Неслыханное святотатство, предательство! Монитор показывает, что имел место «хиатус»![9] Кто осмелился применить это заклятие в нашем присутствии?
– Возмутительно! – заявил Хаш-Монкур. – Пусть тот, кто это сделал, выйдет вперед и объяснит свой поступок!
Никто не признался, но Маг Мьюн тут же удивленно воскликнул:
– «Монстрамент»! Разве текст не был зеркально перевернут? А теперь он читается в обычной проекции!
– Странно, – пробормотал Ильдефонс. – Чрезвычайно странно!
Хаш-Монкур гневно переводил взгляд с одного лица на другое:
– Такие подлые трюки недопустимы! Они бросают тень на достоинство каждого из нас! В свое время я лично проведу расследование этого дела, но в данный момент нас интересует трагическое доказательство вины Риальто. Давайте же изучим «Монстрамент».
Риальто произнес с ледяной вежливостью:
– Вы предпочитаете игнорировать факт первостепенного значения? А именно то обстоятельство, что «Монстрамент» проецировался в зеркальном отображении?
Хаш-Монкур вопросительно взглянул на Риальто, потом на доломитовую плиту, а затем снова на Риальто, изображая полное замешательство:
ebooksa