Кумир

Олежка, больно потирая костяшки, засуетился прочь. Раздобрейко поднялся и недовольно поплелся за ним, не забыв корзинку с золотыми яйцами. Остались только председатель и куриные хороводы. И языческий бог.

Пение усилилось, у Игоря Петровича всё затряслось перед глазами, в ушах загудело, как от гудков пароходов в порту. Он подумал, что это смерть пришла, и на самом деле он уже давно в коме от сердечного приступа. Доведённый до белого колена работой и пожизненной тоской.

«Динь-Дон». Почему колокольчик поминал Дон? Наверное, русский Стикс был бы Доном, а Хароном – непомерно огромная курица… Рядом пели камыши, где-то надрывалась зарянка. И в этом сочетании Игорю Петровичу слышались ласковые колыбельные песни матери. Да здравствует детский сон!

Когда Игорь Петрович открыл глаза, ему стало легче. Он по-прежнему стоял на ногах, удерживаемый невесть какой силой. Всё вдруг стало по-настоящему ясно. Насущность реальности вернулась. Мир вновь стал осязаем и проникаем.

Несушки продолжали водить хороводы. Кольца из золотых яиц горели чувственно и страстно, маня и зазывая.

Яшка уставился в землю. Но как будто внутрь себя. И только сельский идол-истукан смотрел незамутнённо, будто знал всё на свете.

– Кто ты? Или что? – спросил вдруг Игорь.

– Сам узнашь, – смирно ответил Яша. – Как ток ответишь на вопрос. Кто ты сам?

– А кто я?

– То же, что и всё вокруг.

Квохтанье перешло в литургически заряженное «а-а». Курицы замерли. Яйца, словно накаленные лампочки, засветили сильнее. Идол стоял на месте. Яшка перед ним, как посол.

Игорь Петрович пошёл вперед, думая, что в круге перед ним крылся смысл целой жизни. Но когда он приблизился к курицам, те вспыхнули, как дымовые шашки, и исчезли в густых сумерках.

– Когда ты знаешь, хто ты, ты знаешь, шо видишь, ты знаешь, шо такое этот мир, – говорил Яшка не своим, умудрённым, умиротворенным голосом. Звуки словно завернули в пелёнки: всё вокруг стихло.

Игорь Петрович снова открыл глаза. Он лежал между столбов, посреди тропы, ведшей к церкви. Над ним склонилась Предслава, и её тонкие волосы щекотали председателю ноздри.

– О-о, Игорь, – знающе подытоживал участковый, – где ж так упиться успел? Или пришиб кто?

– Я не пил, – раздраженно ответил Игорь. «И попросил бы не выражаться при ребенке», – хотел дополнить, но не хватило решимости и сил.

– Употреблял? – улыбнулся Михаил, и от его ухмылки стало тошно. – По всем статьям тебе бы штраф выписать да донести куда следует… Но мы забудем. Да, Предслава?

– Не забудем, а закроем глаза, – поправила девочка.

– У меня просто солнечный удар случился. – Игорь Петрович поднялся. – Вы куриц нашли?

– Куда там. Как в воду канули, – участковый махнул рукой и отошёл к запыленной Ниве. – Но мы близко. С курочками балуется тот же мазурик, который у Пантелеймонихи плакат оставил. Визитная карточка, как говорят в полиции.