Исцеление от травмы. Как справиться с посттравматическим стрессом и вернуться к полноценной жизни

22
18
20
22
24
26
28
30

• Выделяют четыре типа привязанности: безопасный, тревожно-избегающий, тревожно-устойчивый и дезориентированный.

• Мы можем проработать имеющийся неблагоприятный детский опыт и нарушения привязанности с помощью специалиста по работе с травмой и техники «повторного родительства». Чтобы лучше справляться со своими эмоциями, необходимо освоить приемы диалектической поведенческой терапии (проверка фактов, противоположное действие, «Алфавит заботы»).

• Исцелиться от детской травмы сложно, но абсолютно точно возможно.

Глава 8. Можно ли передать травму?

Межпоколенческая травма и ее долгосрочные последствия

Во время холодной войны, которая продолжалась почти 44 года, к власти в Чехословакии пришла партия коммунистов, а в 1948 году на границе Чехословакии и Германии установили систему из трех рядов электрифицированных ограждений — эти пограничные сооружения получили название железного занавеса. Линию границы тщательно охраняли вооруженные пограничники, и около 500 людей погибли в этой зоне, пытаясь спастись бегством. Заграждения демонтировали, когда в 1991-м холодная война закончилась. Тем не менее благородные олени, которые обитают в этой местности, до сих пор отказываются пересекать линию границы. В 2015 году немецкий биолог Марко Хойрих и его коллеги опубликовали результаты исследования, продолжавшегося семь лет. Ученые наблюдали за передвижениями 300 благородных оленей по ошейникам с GPS и выяснили, что, несмотря на среднюю продолжительность жизни этих животных длительностью всего 15 лет, на их перемещение все еще влияет заграждение, которого нет уже более 24 лет. Исследователи полагают, что это может быть связано с тем, что самки оленя разрешали оленятам подходить к линии границы в период ее существования, но при этом запрещали пересекать ее, тем самым передавая им страх перед этой зоной и убеждение, что передвигаться в сторону Германии небезопасно. Ученые наблюдали и за оленями, обитающими на территории Германии, и пришли точно к таким же выводам[52].

Хотя участниками исследований были благородные олени, а не люди, эти труды тем не менее подтверждают, что травма может передаваться из поколения в поколение и, вероятно, и другим людям из нашего окружения. Во многом этот процесс подобен распространению вируса, который передается от одного человека к другому до тех пор, пока все вокруг не ощутят его последствия. Этот вид передачи травмы называется трансгенерационной, или межпоколенческой, травмой. Впервые данный феномен был отмечен у детей тех, кто пережил холокост. В 1996 году канадские психологи предоставили отчет о том, что большинство клиентов, обратившихся к ним за помощью, — это внуки людей, переживших холокост. У этой категории клиентов в три раза чаще диагностировали нарушения психического здоровья, чем у прочих обратившихся[53].

Кто может подвергнуться влиянию межпоколенческой травмы?

Такая травма может наблюдаться не только у тех, кто принадлежит к еврейским общинам; примеры трансгенерационной травмы можно найти повсюду. Даже поверхностный поиск в интернете выдает ссылки на тысячи исследований, проводившихся в самых разных частях мира с целью выявления причин, по которым люди, не сталкиваясь непосредственно с травмирующим опытом и не будучи свидетелями подобных событий, все равно страдают от проявлений ПТСР. История помнит и голодомор, признанный актом геноцида украинского народа и унесший миллионы невинных жизней из-за искусственно созданного голода, и принудительную резервационную политику, заставившую коренное население США переселяться на специально отведенные для них территории в 1851 году. Это всего лишь два примера подобных явлений, помимо холокоста, и случились они в противоположных друг другу частях света. Тем не менее у многих украинцев и коренных американцев проявляются схожие копинг-стратегии, обусловленные наличием травмирующего опыта. К ним относятся компульсивное переедание, злоупотребление веществами, изменяющими сознание, недоверие к другим группам населения, изоляция и враждебность[54]. Не имеет значения ни место, где мы живем, ни специфика травмирующего опыта. Мы все люди, а последствия запредельно жестоких событий могут передаваться из поколения в поколение.

Межпоколенческая травма наблюдается и в сообществе людей афроамериканского происхождения, причинами которой одинаково являются и рабство, и расовое неравенство. Недавно я смотрела видео в интернете, в котором афроамериканец делится тем, как он учит своих детей взаимодействовать с полицией. Он просит свою дочь ответить, чему он научил ее, и девочка произносит свое имя, затем поднимает руки вверх и говорит: «Мне восемь лет, у меня нет оружия и ничего другого, что может причинить вам вред». Меня невероятно огорчает сам факт, что мы живем в обществе, где отец должен учить своего восьмилетнего ребенка тому, что следует говорить в случае столкновения с полицейскими, которые могут быть подвержены предрассудкам, из-за чего жизнь ребенка может оказаться под угрозой. Я не сомневаюсь, что все это влияет на эмоциональный рост и развитие детей. Представьте, что вам с рождения говорят, что вы не такие, как все, и учат вас тому, что люди могут быть к вам несправедливы из-за того, чем вы отличаетесь. Я убеждена, что подобные ситуации и травмы неизбежно наносят ущерб напрямую каждому, кто с ними сталкивается.

Межпоколенческая травма присутствует и в сообществе иммигрантов. Ее корни лежат в дискриминации, невозможности иммигрировать всем членам семьи одновременно и, вероятно, жизни в бедности до тех пор, пока эти люди не находят работу с достойной заработной платой. В семьях иммигрантов и матери, и отцу часто приходится оставлять детей раннего возраста, чтобы переехать и добиться лучшей жизни для себя и своей семьи, что, как мы знаем, оказывает влияние на тип привязанности ребенка. Ниже вы найдете историю моей близкой подруги, которая поделилась тем, как иммиграция повлияла на нее и ее семью.

В детстве меня оставили на воспитание тете и бабушке, потому что так моя мать могла бы добиться лучшей жизни для нас обеих, эмигрировав в США. Когда я сама переехала и воссоединилась с матерью, уже став подростком, я выяснила, что и моя бабушка поступила точно так же с моей матерью, оставив ее жить с тетей и вынудив начать работать с 11 лет. Позже, уже будучи взрослой, я узнала, что и мою бабушку с раннего детства воспитывала ее тетя, потому что ее мать умерла, когда бабушке было всего пять лет.

Оглядываясь назад на этот паттерн, я понимаю, почему у меня такие сложности с привязанностью и почему я постоянно беспокоюсь, что люди могут меня бросить. Иногда я даже опасаюсь сходиться с людьми ближе из-за тревоги, что могу слишком к ним привязаться. Поколение за поколением моя семья сталкивалась с травмой отторжения, и, хотя я до сих пор вынуждена справляться с негативными последствиями этой травмы, она во многом определила то, кем я являюсь сейчас, и служит мне постоянным напоминанием, что я могу справиться с любыми жизненными невзгодами.

Список тех, кто может подвергнуться влиянию межпоколенческой травмы, поистине бесконечен: от тех, кто живет в бедности, до беженцев, женщин, представителей сообщества ЛГБТК+ и многих других. Если кто-то из членов нашей семьи подвергается травмирующему воздействию, мы можем прочувствовать влияние этой травмы и на себе, поэтому мы должны научиться распознавать симптомы ПТСР при первых их проявлениях и незамедлительно обращаться за профессиональной помощью. Найти специалиста, который хорошо понимает, какие ощущения вызывает травма у людей с иным цветом кожи, беженцев или иммигрантов, непросто, но такие специалисты существуют. Чтобы поиск был более эффективным, обращайте внимание на психотерапевтов, которые специализируются на работе с травмой или же имеют сертификаты о владении такими методиками работы с травмой, как десенсибилизация и переработка движением глаз (ДПДГ), схемная или соматическая терапия. Если заранее интересоваться жизненным и профессиональным опытом конкретного специалиста, непременно удастся найти того, кто сможет помочь именно вам. Я считаю, что обучение работе с такими важными феноменами должно быть обязательным требованием к лицензированию специалистов соответствующего профиля, а также стать частью образовательных программ, имеющих хоть какое-то отношение к здравоохранению. Мне хотелось бы быть уверенной в том, что люди, которым достанет мужества обратиться за помощью, могли бы рассчитывать на то, что им ее предоставят компетентные и заботливые профессионалы.

Почему межпоколенческая травма продолжает передаваться дальше?

Мы узнаём многое о самих себе и окружающем нас мире от родителей или опекунов, а если они вынуждены справляться с травмой и огорчениями, как они могут не передать такой опыт своим детям? Мы уже узнали, каким количеством симптомов сопровождается ПТСР, и выяснили, как сложно может быть справляться с их проявлениями. Если же мы стараемся при этом быть родителями, то родительство становится чем-то вроде попытки научить кого-то катанию на горных лыжах, когда сам еще только учишься на них кататься.

Межпоколенческая травма продолжает передаваться все дальше по двум основным причинам. Первая состоит в том, что большинство из нас не осознают, что имеют дело с межпоколенческой травмой, поскольку не знают, что бывает какая-то другая жизнь. Вторая причина — в том, что исцеления от травмы можно добиться лишь упорным трудом. Не зная, что мы имеем травмирующий опыт или что мы могли бы поступать иначе, мы причиняем колоссальный вред собственным детям, поскольку даже не пытаемся изменить что-то к лучшему. Я сталкиваюсь с этим на работе каждый день: родитель, рассерженный или обеспокоенный из-за неадекватного по тем или иным причинам поведения ребенка, заявляет мне: с ребенком что-то не так, поэтому родителю нужно, чтобы я все исправила. Мне приходится прикладывать немало усилий, чтобы объяснять таким родителям, что, хотя ребенок, возможно, и страдает от какого-то психического расстройства, часто его состояние усугубляет ситуация в школе или семье. Бывало и так, что родители не возвращались после того, как я высказывала профессиональное мнение об их стиле воспитания и предлагала внести коррективы, которые пошли бы на пользу их ребенку. Это стало одной из причин, по которой я решила, что частную практику буду вести только со взрослыми клиентами. Слишком уж часто именно родители мешают воплотить в жизнь методы или рекомендации, которые могли бы помочь их детям. По сути, такие родители связывали мне руки и недоумевали, почему же их детям не становится лучше. Это было утомительно и разбивало мне сердце.

Когда родители неспособны признать, что влияют на физическое и эмоциональное развитие своего ребенка, детям становится еще сложнее получить помощь, в которой они нуждаются. Это и приводит к тому, что поколения одной семьи продолжают жить с одной и той же травмой и следовать деструктивным паттернам поведения. Из-за этого три поколения женщин в одной семье могут выбирать себе в партнеры алкоголиков или же вся семья может бояться летать на самолете. Если мы как можно раньше примем тот факт, что оказываем воздействие на своих детей и тем, что они получают от нас с генами, и тем, что они приобретают в процессе воспитания, то мы сможем более успешно работать над переменами к лучшему.

Мы знаем, как сложно исцелиться, имея травмирующий опыт, а также осознаём, как непросто, а иногда и мучительно дается родительство. Если вам приходится совмещать и то и другое, вы можете и вовсе не понимать, как вообще возможно не передавать детям то, что вас тревожит.

Осознав, что у вас есть сложности с психическим здоровьем и травмы, вы уже делаете огромный вклад в лучшее будущее. Родители постоянно спрашивают меня, как им следует разговаривать с детьми об эмоциях, психическом расстройстве и прочих сложностях, с которыми они сталкиваются. Это означает, что хороших родителей много и они стараются изо всех сил, чтобы дать своим детям лучшее. Уверена, это интересно не только тем родителям, которые приходят ко мне на прием, поэтому предлагаю и вам получить подробные ответы на вопросы, которые я так часто слышу от клиентов.

Мне кажется, что теперь я иначе отношусь к межпоколенческой передаче травмы, ведь у меня есть семилетняя дочь, у которой проявляются симптомы, характерные для тех, кто имеет травмирующий опыт, несмотря на то что с ней самой ничего такого не происходило. Она обычная счастливая маленькая девочка, но все равно она подпрыгивает от испуга, если я громко говорю или делаю что-то шумное. А еще она очень расстраивается, когда мы разговариваем о моей семье, хотя моя дочь никогда и не встречалась ни с кем из моих родственников, да и ночью ей очень не нравится быть одной. Со мной в ее возрасте происходило то же самое.