Ностальгия

Вдруг понимаю, что в голове моей только я. Никаких чужих мыслей. Напрягаюсь, нащупывая сознание медика. Пусто. Я опять нормальный. Да где я, черт возьми! Кто я?! Что со мной?! Олинда. Десятое декабря. Я начинаю смеяться. Сначала тихонько, чтобы не разбудить Сытого. Потом громче. Я никак не могу остановиться. Слезы брызжут из глаз. От смеха. Конечно, от смеха. Я давлюсь хохотом, хлюпая носом.

— Ну-ну, садж. Все нормально, — совершенно как ребенка, утешает меня медик. — Надо же, как коктейль тебя разбирает.

Со стоном начинает метаться какой-то раненый. Медик отпускает мою руку и спешит к нему.

Успокаиваясь, я тихо всхлипываю, купаясь в волнах тепла. Мягко качается палуба. Я закрываю глаза. У меня только что украли несколько месяцев жизни, в которой я спас целый город. Десятое. Олинда. Бауэр. Все нормально. Я просто спятил, на хрен.

Часть четвертая

РАСХОДНЫЙ МАТЕРИАЛ

1

Передовой район сосредоточения номер восемь. Авиабаза Коста-де-Сауипе. Километры площадок складирования, заставленных ящиками, контейнерами, техникой. Бесконечные бетонные взлетно-посадочные полосы и рулежные дорожки перемежаются гигантскими коробками складских ангаров. В сопровождении конвоя иду по широкой аллее, которую уже успели обсадить развесистыми кустами, новенькие казарменные бараки — как увеличенные во сто крат пищевые брикеты, пехотный сержант без брони, в одном тропическом комбезе бегом гонит мимо меня толпу салаг с распаренными красными лицами. «Малышка Мэри любила меня, Малышка Мэри вся из огня, Малышку Мэри не любила родня, Малышка Мэри — всё для меня…» — задыхаясь, речитативом декламируют салаги. На перекрестке небольшая очередь в армейскую лавку, продают всякую дрянь — тропические вкусности, дезодоранты, средства от насекомых, презервативы. В очереди сплошь довольные жизнью и собой тыловые крысы, те, что выстрелы слышат только со стрельбища неподалеку: снабженцы, технари, летуны штабные. Гомоня, выбираются из свежепостроенного борделя, похожего на склад, счастливые морпехи, видно, им халявы отвалили — кинули на переформирование. Все, как в Форт-Марве. Цивилизация наступает. Персонал борделя почти полностью из местных жительниц. Стратегия завоевания симпатий в действии. Мы их настолько завоевали, симпатии, что местные толкутся у внешнего ограждения косяками, стремясь угодить господам военным и попасть на любую работу. А может, им просто детей нечем кормить. Был я в этом борделе. Ничего особенного. Сплошь забитые серые мыши какие-то с приклеенными улыбками.

Никакой войны вокруг. Будто во времени назад перенесся. Только пузатые транспортники низко над головой один за одним с ревом на посадку заходят — снабжение группировки не прекращается ни на минуту. Никто не обращает на них внимания. К грохоту двигателей над головой привыкаешь быстро. В госпитале я перестал обращать на него внимание уже на третью ночь. Меня там так основательно подштопали, что я теперь как новенький. Сплю как убитый и ем с удовольствием. К тому же «психи» так поковырялись в моей черепушке, что теперь любая мысль или реакция на что-то для меня — целое открытие. Будто влез в тело чужого человека. И привыкаешь к нему постепенно. Даже тяга к жизни какая-то появилась. Тоже мне — подсолнух на помойке. Коррекция личности вот как это называется у «психов». Прямо при выписке на меня и напялили наручники, едва успел влезть в новый комбез. Пока я валялся на чистой шконке и горстями жрал всякую химию, военным следователям вполне хватило времени нарыть против меня приличную кучу дерьма.

— Нам сюда, сэр, — говорит один из конвойных, пехотный капрал, показывая на поперечный проезд.

Надо же. Барак, где расположен военно-полевой суд, расположен наискосок от борделя. Очень символично. Меня сразу проводят в зал, мимо череды клеток с сидящими рядом конвоирами. Капитан с петлицами военного юриста — председатель суда. Выглаженный до стрелок на рукавах и чистый до неприличия полевой комбинезон смотрится в помещении с неровными бетонными стенами неестественно. Сверкающие ботинки. Надраенные наградные колодки. Плесень штабная. Пара членов суда. Сержант-морпех и лейтенант-артиллерист. Оба чувствуют себя не слишком уютно в непривычной обстановке. Сразу видно — недавно с фронта. Сбоку, на жесткой лавке, — военный следователь. Молодой чернявый лейтенант с щегольскими усиками.

Меня пристегивают наручниками к вертикальному металлическому поручню. Усаживают на лавку. Что-то мне этот поручень напоминает. Никак не могу вспомнить, что именно. Крутится в голове что-то неосознанное.

— Заседание военно-полевого суда военной базы Коста-де-Сауипе открыто. Слушается дело номер 5678-473. Сержант Ивен Трюдо, личный номер 34412190/3254, командир отделения роты «Джульет», Второго полка Тринадцатой дивизии Корпуса морской пехоты. Обвиняется по статье 302 Военного уголовного уложения — убийство офицера в боевой обстановке, — каким-то тусклым бубнящим голосом зачитывает председатель, даже не поднимая на меня глаз.

Заседание военно-полевого суда совсем не похоже на те суды, на которых я присутствовал в Зеркальном. Тут нет защитника, нет обвинителя, роль живых свидетелей исполняют обобщенные и подготовленные для наилучшего и быстрейшего восприятия записи допросов сослуживцев и выжимки из различных регистрирующих устройств — такблоков брони, показаний тактических вычислителей, систем контроля и наблюдения СБ. Собственно, мое преступление в этих записях зафиксировано, выделено, обосновано и уже доказано. Сам суд — простая формальность. Вся процедура упрощена до предела.

— Члены суда, прошу ознакомиться с записями, — не меняя тона, продолжает бубнить капитан.

Члены суда послушно надевают голошлемы и втыкают в стол разъемы. Минут пять они сидят в напряженных позах. Председатель щелкает своим пультом. Снимает шлем первым. Нетерпеливо барабанит пальцами по столу, дожидаясь своих помощников. Наконец те заканчивают сеанс.

— Доказательства неопровержимы, — бубнит председатель. — На записи тактического блока бронекостюма лейтенанта Бауэра четко видно, как сержант Трюдо открыл ничем не спровоцированный огонь по офицеру, повлекший его смерть. Ранее сержант Трюдо испытывал неприязненные отношения к своему командиру, службой контроля зафиксировано несколько конфликтов между ними. По заключениям психологов, подсудимый склонен к конфликтным ситуациям. Подлинность записей удостоверена технической службой суда. Решение на передачу материалов дела в суд принято командиром батальона ввиду неопровержимости собранных следователем улик. Предлагаю мерой наказания избрать расстрел. Члены суда, высказывайтесь.

— Вопрос к подсудимому, ваша честь, — говорит лейтенант, неприязненно глядя на меня.

— Задавайте, — разрешает председатель.

— Подсудимый, вы подтверждаете, что убили своего командира?

— Да, сэр. — Я неловко поднимаюсь — стойка и наручники здорово мешают двигаться.