Флибустьер

— Вот это ближе к правде, — сказал я.

Андре-Луи стоял с таким видом, будто и не собирался отступать, и если мы его высадим, то он непременно проберётся назад. А если выбросим за борт — поплывёт вслед за кораблём.

— Месье Гайенн, выделите пареньку спальное место, — сказал я.

Мальчишка улыбнулся до ушей, но я поспешил умерить его пыл.

— Считай, что ты на испытательном сроке, парень. Если мне что-то не понравится — вылетишь с корабля, как пробка. Господа, объясните ему правила поведения на нашей шхуне, может, он сам сбежит в ближайшем порту, — сказал я. — Да накормите хоть, а то он тощий, как драный кот.

Я примерно понимал, что им движет. Сложно не мечтать о приключениях и добыче, когда ты влачишь нищенское существование на Тортуге, где каждый второй только и говорит о славных походах. Вдвойне сложнее попасть в команду, когда тебе двенадцать лет, а ты выглядишь едва ли на десять. Парень решился на отчаянный шаг, рискуя головой. Я это оценил, хоть и считал, что ребёнку не место на пиратском корабле.

Хотя я был готов поспорить, что Андре-Луи давно уже не ребёнок, и повидал всякого. Жизнь в трущобах заставляет очень быстро повзрослеть. Да и вообще здесь взрослели гораздо быстрее, а такое понятие как «детство» могли себе позволить только отпрыски богатых дворянских родов.

— Ур-ра! — воскликнул Андре-Луи, подпрыгивая на палубе с победным кличем.

— Пошли давай, — буркнул Гайенн. — Кэп, за штурвалом постоите?

Я прошёл к корме и взялся за лакированный штурвал, приятно лежащий в ладонях. Ощущение было, словно я прикоснулся к живому существу, диковинному морскому зверю, милостиво разрешившему нам поселиться на своей спине. Скрип снастей и досок, лёгкое подрагивание штурвала, плеск воды за бортом только усиливали это ощущение.

Мы неторопливо шли через ночь, и только несколько тусклых фонарей развеивали темноту. Вдалеке, у берега Тортуги, я видел такие же огоньки чужих фонарей, гадая, какие из них принадлежат «Лилии». Было трудновато отличить корабельные огни от огней города на фоне, но я быстро приноровился.

Оливье Гайенн быстро вернулся и молча встал рядом, потом бросил взгляд на песочные часы, почти пересыпавшиеся, дождался, когда последние песчинки упадут вниз, перевернул их и четыре раза ударил в рынду. Я поморщился от резкого звука.

— Жрёт в три горла, — произнёс старик, улыбаясь щербатым ртом.

Я покосился на него, не до конца понимая, ворчит он или радуется за пацана. Гайенн вообще казался славным малым, и я подумал, что его стоит выдвинуть в боцманы, благо, морскую науку он знал на порядок лучше каждого из нас.

— Вроде толковый мальчонка, — сказал я.

— Да вроде бы, — согласился моряк. — Шебутной только.

Штурвал я снова передал в руки профессионала, с удивлением отмечая, что выпускать его из рук мне не хотелось. Я прошёл к фальшборту, согнул руку козырьком и вгляделся в далёкие огоньки над чёрной водой.

— Интересно, который из них это «Лилия»... — протянул я.

— Дык вон она, — сказал Гайенн. — Нет, левее.

Для меня все эти огоньки выглядели одинаковой россыпью в темноте, и я не мог понять, как вообще старик различает, где кто. Вряд ли его зрение было острее моего.