Флибустьер

— Это да, — согласился пуританин. — Что ж, буду рад видеть вас вновь, капитан.

— Буду рад новым сделкам, — произнёс я, раскланялся и вышел.

«Йоркшир» так и стоял в гавани, и мне казалось довольно странным, что никто из его команды или офицеров даже не пытается сойти на берег. Все шлюпки виднелись на палубе, на своих местах. Либо они чего-то (или кого-то) ждали, либо, наоборот, это они принимают каких-то гостей у себя на борту. В любом случае, выглядело это весьма необычно.

Я вернулся на шхуну последним. Пираты ждали меня, с тревогой поглядывая на «Йоркшир». Все были наверху, даже Себадуку сумел приковылять, опираясь на грубый костыль, вырезанный из доски. Андре-Луи сидел на фальшборте, ковыряя в носу, Эмильен стоял рядом, почёсывая спутанную бороду. Клешня сидел на зачехлённой пушке, Муванга стоял возле него, баюкая раненую руку, замотанную в тряпьё.

— Что дальше, кэп? — спросил меня Шон, когда я поднялся на борт.

Десятки встревоженных взглядов оказались прикованы ко мне. Вся команда ждала моего решения, а я не знал, как поступить. Я прошёл к борту и вгляделся в «Йоркшир», который перекрывал гавань, словно терьер возле лисьей норы. Жаль, этот терьер был не йоркширской мелкой тявкалкой, а вполне себе зубастым и опасным.

Английский барк вызывал у меня такое же чувство, которое возникает, когда видишь скучающего гаишника на дороге и знаешь заранее, что он обязательно тебя остановит и докопается, а ты знаешь, что у тебя один из габаритов погас и номера грязные. Неприятное ощущение.

И в то же время нельзя было задерживаться здесь, на острове. И уходить без набранной команды тоже не хотелось, но для этого придётся остаться здесь чуть дольше.

— Что дальше? — переспросил я, пытаясь потянуть время. — А пёс его знает, что дальше. Уходить надо отсюда.

Внутри ворочалось неприятное чувство бессилия, и даже лазурная вода и белое солнце, искрами играющее на волнах, не могло никаким образом развеять мою нервозность. Я посмотрел за борт, где волны плескались о борт шхуны. В прозрачной воде сновали разноцветные рыбки, водоросли и кораллы казались искривлёнными за толщей воды и будто бы увеличенными, так, что руку протяни, и вот они, у тебя на ладони.

Я снова посмотрел на английский барк. Потом снова посмотрел за борт. Потом снова на английский барк.

— А сколько у него осадка? — спросил я. — Андре-Луи! Принеси-ка подзорную трубу из каюты.

Парнишка стряхнул добытую козявку за борт, спрыгнул с фальшборта и вразвалку пошёл к капитанской каюте. Хотелось его подстегнуть, чтобы он отправился бегом, но я не стал. Мне и так казалось, что я к нему чересчур строг.

— Ваша труба, капитан, — произнёс мальчишка.

Я взял трубу, поднёс к лицу, пытаясь хоть как-то разглядеть в мутных линзах очертания «Йоркшира». Труба увеличивала, но я так и не успел её разобрать и отполировать, так что работала она довольно скверно. Никакой тебе переменной кратности, никакой дальномерной сетки. Даже резкость навести было довольно трудно. Но я мог разглядеть на борту скучающих матросов и морпехов, разглядеть зачехлённые пушки на палубе, парусного мастера, сшивающего новый парус. Всё равно меня интересовало не это. Меня интересовало то, что скрыто под водой, и я пытался разглядеть, насколько глубоко в воде находится его киль.

С такого расстояния это было непросто. Барк покачивался на волнах, и если вблизи, за бортом шхуны, вода была прозрачной и чистой, то с каждым метром расстояния прозрачности становилось всё меньше, и разглядеть киль «Йоркшира» я не сумел. Только мутное пятно чуть более тёмной воды, и ничего более. Пятно было довольно большим, так что можно было надеяться, что барк низко сидит в воде. Большому корыту — большая осадка.

Я убрал подзорную трубу, сложил и передал Андре-Луи. Мальчишка в ту же секунду сам жадно прильнул к окуляру, высматривая англичан на барке и тихо матерясь сквозь зубы.

— Мы ускользнём, — объявил я с напускной уверенностью, которой на самом деле не испытывал.

Но это сработало, пираты заметно расслабились. На обветренных суровых лицах начали расцветать ухмылки, послышались шутки и даже насмешки над «английским корытом», но я-то знал, что радоваться рано. Лично я смогу расслабиться, только когда «Йоркшир» скроется за горизонтом.

— Все на месте? — спросил я.