Серенький волчок

22
18
20
22
24
26
28
30

Я пролежал до позднего вечера. Поднялся, открыл окно. Воздух был душным, я задыхался. Оперся руками на подоконник, пока приходил в себя. Глянул в сумрак. Тот огромный дом… На его террасе горел фонарь. Света хватало, чтобы разглядеть внедорожник возле клумбы с цветами. Рядом кто-то стоял.

Я схватил бинокль. Сразу узнал их: Куприн с женой. Катюша показывала мне в интернете их фотографии. К тому же писаку я видел на той проклятой передаче.

Они зашли в свои хоромы. Через несколько минут снова показались на террасе. Куприн держал за руку маленького мальчика. Второй ребенок, почти младенец, был у жены. Они сели в машину, сторож открыл ворота. Внедорожник медленно вывернул на дорогу, попал на кочку, свет его мощных фар скользнул по окну, я отпрянул за штору.

Решение пришло мгновенно. Как и с моим папаней. Их машина еще не доехала до нашего дома, а я уже понял, как заставить Куприна заплатить за содеянное.

Меня могли бы спросить: а водитель, который сбил Катю? Нет. Им занялся суд. Свидетели, и Оксана тоже, видели: Катенька бросилась на дорогу в неположенном месте. Для меня этот водитель являлся лишь следствием преступления Куприна, но не причиной гибели сестры. Никому же не придет в голову судить выпущенную преступником пулю? Виноват Куприн. Если бы он честно выложил Кате, что думает о рассказах, об их качестве, она бы справилась. Он сильно ранил бы ее – да, но не смертельно. А то, что он сделал… Своим поступком писателишка убил мою сестренку. Я уверен: Катюша не намеренно кинулась через дорогу. Она была в шоке и не видела ничего вокруг.

Я стал думать.

Подкараулить Куприна в тихом закоулке и прибить – это никуда не годилось. Такой поступок ничем не отличался бы от слепой мести какого-нибудь абрека. После смерти ему было бы все равно. Я же намеревался уничтожить гада изнутри, вырвать с корнем из души все то, что составляло его сущность. Я хотел погрузить проклятого автора в его же выдуманные кошмары, создать ему персональный ад, отняв самое дорогое – семью. Меня не ужасало, что придется убить трех невинных людей, двое из которых – дети. Моральная сторона вопроса решилась просто: когда все закончится – я уйду вслед за Катенькой.

В последующие дни я листал книжки Куприна. У Катюши их было штук десять. Не знаю, почему многие восторгались этой писаниной: больше походило на глупое подражание Лавкрафту. Я хотел выбросить их. А потом передумал: к страницам прикасались пальцы Катеньки…

Требовалось дождаться переезда Куприна с семьей. Мой план сработал бы только здесь, в поселке.

Я заставил себя вернуться к работе.

К осени я понял: Куприны в этот год не переселятся. Слишком много недоделок осталось снаружи дома, наверное, и внутри. В интернете ходили слухи о строительстве. Возле поместья появлялись фотографы.

Однажды днем я выходил из местного магазинчика и столкнулся с журналисткой. Она совала под нос моей соседке диктофон: мол, что вы думаете о переезде в ваш поселок такого знаменитого писателя, и прочее. Я отвернулся, проскользнул мимо. Не хотел, чтобы журналисты меня запомнили. Так, на всякий случай.

Наступила весна. Была середина марта. Я возвращался из Москвы от клиента. Заказ получил очень сложный и большой: гарнитур в стиле барокко. И требовалось заранее промерить все на месте, определить габариты мебели.

При выезде из Москвы я остановился заправиться, зашел в магазинчик за минералкой. На полке, возле продавца, стояли журналы. На обложке одного была фотография Елены Куприной. Я купил этот журнал и для отвода глаз еще парочку каких-то.

Дома я первым делом пролистал его. Обычное чтиво для домохозяек. Внутри нашел еще одну фотографию Куприной и длинное интервью. Начал читать. Дошел до середины – и меня затрясло. Я увидел знак. Судьба подсказала мне лучшее решение.

В интервью были вопросы о детях. Елена хвалилась журналистке, что знает колыбельную о сером волчке от начала до конца, что часто поет ее сыновьям, особенно любит ее старшенький – Алеша.

Я отшвырнул журнал. Посидел немного, обдумал все и пошел наверх. Мне нужен был чердак.

Дверь не хотела подаваться: от времени ее заклинило. Мы с Катей не поднимались на чердак много лет. Я принес стамеску и молоток. Открыл. Лампочка была исправной. Под толстым слоем пыли валялся разный хлам. Что-то собрал дядя, какие-то вещи притащили мы, после переезда.

Чучело волка стояло в дальнем углу. Я сдернул ткань и столкнулся взглядом со зверюгой. Его глаза потускнели от времени, но вид по-прежнему был чудовищный.

Я спросил: