Она наклонялась все ближе и ближе к нему, и Билли поднялся, не в силах более переносить это. Леда Россингтон качнулась назад, и Халлек едва успел поймать ее за плечи… он, похоже, тоже порядочно перебрал. Промахнись он, и она могла бы раскроить себе голову о столик, покрытый стеклом и окантованный бронзой (587 долларов). Как раз о него она только что ушибла ногу, только теперь дело могло закончиться не ссадиной, а смертью. Посмотрев в ее полубезумные глаза, Билли подумал, что, может, она бы и не возражала против того, чтобы умереть.
– Леда, мне пора уходить.
– Ну конечно! Просто зашел выпить, верно, Билли, дорогой?
– Извини, – сказал он. – Я ужасно сожалею обо всем, что произошло. Поверь, это так. – И вдруг добавил: – Будешь говорить с Кэри, передай ему мои наилучшие пожелания.
– С ним теперь трудно разговаривать, – рассеянно ответила она. – У него внутри рта то же самое происходит. Десна меняются, язык покрывается панцирем. Я не могу с ним говорить, а его реплики звучат просто как мычание.
Он отступал в холл, желая оказаться подальше от нее, от ее размеренного, такого воспитанного тона, от ее сумасшедшего взгляда.
– Да, он в самом деле превращается в подобие аллигатора, – сказала она. – Возможно, придется в итоге опустить его в бассейн… им, наверное, нужно, чтобы кожа была влажной. – Слезы снова потекли из ее опухших, покрасневших глаз, и Билли заметил, что она проливает коктейль из бокала себе на туфли.
– Спокойной ночи, Леда, – прошептал он.
– Ну почему, Билли? Почему ты сбил эту старуху? Почему ты обрушил на Кэри и на меня такое? Почему?
– Леда…
– Приходи через пару недель, – сказала она, направляясь к нему, в то время как он лихорадочно нащупывал дверную ручку и огромным усилием воли заставлял себя сохранять подобие слабой улыбки. – Приходи. Я хочу посмотреть на тебя, когда ты потеряешь еще фунтов сорок – пятьдесят. Вот уж посмеюсь. Буду хохотать и хохотать!
Он нашел дверную ручку и повернул ее. Свежий прохладный воздух обвеял его пылающее потное лицо.
– Спокойной ночи, Леда. Прости меня, извини…
– Подавись ты своими извинениями! – завизжала она и швырнула в него бокал. Он разбился вдребезги о дверной косяк справа от Билли. – Зачем ты убил ее, ублюдок?! Зачем ты на нас обрушил такие несчастья?! Зачем?! Зачем?! Зачем?!
Халлек дошел до перекрестка Парк-лейн и Лантерн-драйв и опустился на скамейку под навесом автобусной остановки. Его бил озноб, во рту был скверный вкус, голова кружилась от алкоголя.
Он думал:
Он вспомнил о двух полицейских, изгонявших цыган, когда они прибыли в их городок и собирались развернуть свои представления в городском парке. Один из полицейских был всего лишь водителем патрульной машины.
Исполнителем приказов.
Чьих приказов? Ну разумеется, начальника полиции, Данкена Хопли.
Цыган прогнали потому, что у них не было разрешения выступать в городском саду. Они, конечно, понимали, что дело не в разрешении: причины гораздо глубже. Когда хочется прогнать цыган, предлог всегда найдется. Бродяжничество. Нарушение общественного спокойствия. Плевки на тротуары. Да что угодно!