– Позвольте записать ваше имя, – сказал Джинелли с бесстрастной вежливостью.
– А чего у них не спросите? – Он скрестил руки на груди, которая под рубашкой казалась ненамного меньше женской. – Мы им свои имена сказали, сделали наши заявления. Все, что мы знаем, – кто-то стрелял по табору среди ночи. Нам только нужно, чтобы нас отпустили. Хотим уехать из штата Мэн, из Новой Англии и вообще с восточного побережья. – Уже потише добавил: – И больше никогда сюда не возвращаться. – Указательный палец и мизинец его левой руки сделали жест, знакомый Джинелли с детства от его матери, – жест, отгоняющий дурной глаз. Ему показалось, что цыган сделал этот жест совершенно машинально.
– В таком случае проблему можно решить двумя путями, – сказал Джинелли, сохраняя исключительно вежливый тон агента ФБР. – Либо вы даете мне кое-какую информацию, сэр, либо вопрос будет решаться в месте лишения свободы в том плане – задержать вас или нет за обструкцию органов правосудия. Если факт обструкции будет доказан, вам придется провести пять лет в заключении с уплатой штрафа в размере пяти тысяч долларов.
Из фургона послышался торопливый поток речи на роме на грани истерики.
– Энкельт! – хрипло заорал мужчина, но когда обернулся к Джинелли, лицо его заметно побледнело. – Вы совсем спятили!
– Нет, сэр, – ответил Джинелли. – По табору не просто кто-то стрелял. Речь идет о трех автоматных очередях. В Соединенных Штатах запрещено частное владение автоматами и другим скорострельным оружием. К делу подключено ФБР, и, выражаясь более понятным вам языком, скажу, что вы по уши в дерьме, погружаетесь в него все глубже и при этом совсем не умеете плавать.
Цыган некоторое время недовольно смотрел на него и наконец сказал:
– Меня зовут Хейлиг. Трей Хейлиг. Можете у них спросить. – Он кивнул в сторону полицейских.
– У них своя работа, у меня – своя. Так вы намерены отвечать на мои вопросы или нет?
Мужчина отрешенно кивнул.
Джинелли заставил Трея Хейлига дать полный отчет о том, что произошло в прошлую ночь. Пока тот говорил, один из детективов штата подошел, чтобы выяснить – кто беседует с цыганом. Когда Джинелли предъявил ему удостоверение, он быстро удалился. Документ явно произвел на него впечатление и несколько обеспокоил.
Хейлиг заявил, что выскочил из фургона, как только услышал первые выстрелы, и побежал влево вверх по холму, надеясь обойти стрелявшего с фланга. Но в темноте споткнулся обо что-то, упал головой на камень и потерял сознание. Если б не такое обстоятельство, он бы наверняка добрался до ублюдка. В подтверждение своей истории показал на заживающую ссадину по крайней мере трехдневной давности, полученную, видимо, по пьянке, на левом виске. «Ага, – подумал Джинелли и перевернул страницу в блокноте. – Хватит ходить вокруг да около, пора перейти к делу».
– Очень вам признателен, мистер Хейлиг, вы весьма помогли.
Этот разговор внушил некоторую робость цыгану.
– Да ладно… что вы? Извините, что я так с вами… Но побыли б на нашем месте… – Он пожал плечами.
– Полиция, – сказала жена за его спиной. Она выглядывала из двери фургона, словно старый и усталый барсук из норы, чтобы посмотреть, как много собак вокруг и насколько они злые. – Всегда полицейские – куда бы мы ни пошли. Обычное дело. А сейчас – хуже. Люди запуганы.
– Энкельт, мамма, – сказал Хейлиг, но уже не так сердито.
– Мне надо поговорить еще с парой людей, если подскажете, где их найти, – сказал Джинелли и посмотрел на пустую страницу блокнота. – Мистер Тадуз Лемке и миссис Анжелика Лемке.
– Тадуз вон там спит, – сказал Хейлиг и указал на фургон с единорогом. Джинелли счел это прекрасной новостью, если дело обстояло так. – Он очень старый, и его все это очень сильно утомило. А Джина, по-моему, вон в том фургоне. Только она не миссис, а мисс.
Он указал грязным пальцем на зеленую «тойоту», оборудованную деревянным фургоном на шасси.