— Только смириться. Иначе умрет Тахиа. Жить надо… Хан — это хорошо.
— Это ужасноооо… божеее… как же это ужасно… — рыдала я, а она все гладила и гладила, примостила мою голову к себе на колени и гладила. Потом все же намазала мне шею и пока мазала тихо приговаривала:
— Если домой хотеть надо смириться. Надо. Хан еще никого сюда не приводить. Только Тахиа.
Когда стихла истерика, Замбага… так звали эту женщину, все же помогла мне одеться, потом расчесала и уложила мои волосы в красивые косы, которые она плела быстро и ловко по всей поверхности моей головы и вплетала в них ленточки, перевязывала в узоры. ее руки были мягкими и заботливыми… А я думала о том, что мне надо успокоиться и придумать как связаться с тетей и бежать отсюда. Я должна выбраться из этого ада иначе он и правда меня покалечит. Я не выдержу принимать его в себя еще двадцать девять дней я просто умру.
*1 — Птенец. Цыпленок (монгольский прим. автора)
Он завтракал молча, агрессивно, отрывая куски мяса руками, макая баранину в соус. Даже ест, как животное. Внутри меня все противилось этому пожиранию пищи, иначе я это назвать не могла. Хан запивал еду каким-то сильно пахнущим напитком, налитым в широкую полукруглую чашку.
Такие понятия, как вилка, нож ему явно были незнакомы или чужды. Вспомнилась моя мама Света, которая аккуратно резала мясо на кусочки перед тем, как положить в рот. Чистые руки, салфетки. Вилка в левой и нож в правой. Учила меня культуре поведения за столом, вежливости, тактичности… Балет, рисование, стихи. Кому это надо теперь? Точно не вот этому зверю. Примитивному и страшному. Если бы смерть можно было изобразить я бы нарисовала его портрет. Он смотрелся бы для меня намного гармоничней, чем скелет с косой.
Тяжело дыша я смотрела как, он ест и внутренне содрогалась. Мне казалось, что точно так же этот человек поглощает и меня саму. Раздирает на ошметки и смачно, жадно проглатывает, а соус — это моя кровь. К горлу подступила тошнота.
— Ешь! — кивнул на мою тарелку.
Я отрицательно качнула головой. Он больше ничего не сказал. Доел свое мясо, допил напиток, вытер пальцы и рот салфеткой, смял ее и положил рядом с тарелкой. Ему позвонили, и Хан ответил на своем гортанном чужом языке, перекатывая и растягивая гласные. Он возвышался над столом скалой, сжимая пальцами спинку стула. Несмотря на дикий страх, который Хан внушал мне, его облик все равно притягивал взгляд, так же как манит красота хищника за решетками вольера. Под конец разговора его сильные пальцы сжали спинку стула так сильно, что та затрещала, но его голос звучал на одной и той же ноте и выражение лица совершенно не изменилось. Он вдруг схватил мою тарелку и вывернул ее содержимое на пол, отключил звонок и, посмотрев на меня мрачно сказал:
— Пока не съешь — останешься здесь.
И вышел пружинистой походкой атлета. Я поковыряла вилкой по пустой тарелке и посмотрела на баранину, рассыпанную на полу вместе с рисом. Это не завтрак. Это обед. И как собака есть с пола я не стану. Он напрасно считает меня настолько ничтожной и трусливой.
Угроза, что я останусь в столовой до какого-то неизвестного времени меня не напугала. Какая разница где. Я могу сидеть где угодно суть от этого не изменится. Этот дом огромный, траурный склеп и мне некомфортно в каждом его углу. Отодвинула тарелку и отпила травяной чай. Который мне, как ни странно, понравился. В доме царила гробовая тишина. Я еще какое-то время посидела, подождала неизвестно чего и встала из-за большого и длинного стола, подошла к двери и дернула ручку — заперто снаружи. Побродила по зале, накрыла мясо тарелкой — мне не нравилось, как оно выглядело на полу и подошла к окну, выходящему в сад. В нависающих над деревьями сиреневых сумерках я видела искусственное озеро и плывущего по нему черного лебедя, и немного дальше детскую горку. Зачем здесь качели и детская площадка я так и не поняла. Такие, как Хан, вряд ли вообще имеют хоть отдаленное представление о детях. Но сад был красивым и ухоженным. Весь в цветах с продуманным дизайном. Вернулась за стол. Долго рассматривала узоры на скатерти, тарелки, чашки, вензель на вилках. Села на узкий диван у стены, потом прилегла и задремала. Отключилась. Я теперь не погружалась в сон и не просыпалась медленно, а словно проваливалась в темноту и выныривала из нее без всяких прилюдий. Проснулась от ощущения тревоги. Подскочила, оглядываясь по сторонам и с облегчением выдохнула — я все в той же обеденной зале, совершенно одна. И сюда, судя по всему, никто не заходил. Посередине комнаты перевернутая тарелка. Тогда откуда они знают съела я завтрак или нет.
«В камеры смотрят. За каждым твоим шагом следят».
Я снова прошлась по зале и вернулась к окну. Прислонилась к нему лицом, наблюдая за плавающим вдалеке лебедем. Красивая, гордая птица с подрезанными крыльями, чтобы не улетела. Такая же узница, как и я. И вдруг мое внимание привлекла калитка, спрятанная за розовыми кустами вдалеке. Она была витой, высокой, но я вдруг отчетливо представила, как перелезаю через нее. Тронула ручку, надавила вниз и сердце радостно подпрыгнуло — не заперто.
И как в детстве, когда действие опережает мысль, я обнаружила себя на улице, стоящую на заднем дворе, окруженную розовыми кустами, статуями из черного мрамора в полном одиночестве. Я бросила взгляд на стены в поисках видеокамер — в таком доме они непременно должны быть. Но ничего не увидела. Скорей всего глазки спрятаны так, чтоб их было не видно. Обернулась к ограде, прикидывая смогу ли действительно вскарабкаться на калитку — смогу. А куда потом? Потом мчать к дороге и ловить попутку… По крайней мере именно так я себе это представляла, так было в кино и в книгах. И самое главное мне казалось, что это просто.
Выдохнула, осмотрелась по сторонам и быстро побежала к калитке. Казалось она так близко и в тоже время так далеко. Когда поравнялась с витыми, железными прутьями, украшенными литыми головами тигров с разинутыми пастями, уже хотела поставить ногу на перекладину снизу и вдруг услышала странный звук. Он напоминал низкий рокот, как будто что-то тарахтит рядом со мной, какой-то мотор или…. Обернулась… и от страха чуть не заорала, но голос пропал… потому что меня преследовал зверь. Черная тварь со сверкающими глазами не торопливо принюхивалась к воздуху и, чуть пригнув массивную голову, шла на меня, виляя из стороны в сторону длинным бархатным хвостом. Выброс адреналина был такой силы, что у меня зашлось сердце и я чуть не сползла на землю. Прислонилась спиной к ограде и, быстро и рвано дыша смотрела как неторопливо на меня идет сама смерть.
И сейчас счет на секунды кто быстрее я залезу на калитку или она меня сцапает. Это было стремительно и совершенно безрассудно. Перед глазами пронеслись картинки, в которых Хан душит меня, толкает к ванной, трогает за лицо… Я вскарабкалась на калитку, поранилась о завитки, проколола ладонь, перепрыгнула на другую сторону и теперь уже побежала, сломя голову, куда глаза глядят по лесопосадке…, но все же обернулась еще раз — тигр стоял на задних лапах и принюхивался, а потом легко перепрыгнул через ограждение.
Такого сумасшедшего ужаса я не испытывала никогда в своей жизни я бежала так быстро, как могла, ветки рвали мне платье, хлестали по ногам, несколько раз я упала, раздирая колени в кровь. Проклятая кошка где-то рядом, идет по пятам. Я буквально слышала ее дыхание, шипение, но остановка означала смерть, а лесополоса не кончалась узкая тропинка вилась и вилась между деревьями. Я окончательно выбилась из сил, но едва останавливалась слышала рокот у себя за спиной. Уже стемнело, а я все бежала и грудь раздирало, а горло словно сгорело с него вырывалось сиплое дыхание. Когда вместо дороги я наткнулась на еще одно заграждение на это раз высокое с закрученными витками колючей проволоки я громко застонала вслух.
А потом застыла на месте — тигр выпрыгнул в нескольких метрах от меня и сверкнул ярко-желтыми глазами. Бежать больше некуда. Загнанная, окровавленная, уставшая я смотрела как зверина идет на меня, разинув пасть. Она довольна, загнала добычу и теперь может всласть полакомиться.